Огонь сильнее мрака [СИ]

— Ерунда. Не думаю, что для приготовления валлитинара обязательно надо кого-то резать. По-моему, па-лотрашти просто любят пытки, вот и приплели ритуальные жертвы к рецепту приготовления. Да и то сказать — рецепту три тысячи лет! У нас ученые вон какие… Придумают что-нибудь. Чтоб без жертв.

— Вот, сам же сказал, — подхватила Джил. — Па-лотрашти любят пытки. И при этом счастливые ходят! Неужели не понимаешь? Это такое счастье… поганое это счастье, вот что. Людей режут — сами смеются. А если все, как они, станут? Я так не хочу.

Джон вспомнил, как читал Олмонда — несколько секунд, пока не свалился от боли. Ликующая радость, кипящая энергия. Сделать что-то… Смеяться… Петь… Убивать…

Он нетерпеливо качнул головой:

— Не хочешь — не пей. Я тоже не буду. Никто нас не заставит.

— Да весь мир будет пить этот валлитинар! — потеряв терпение, воскликнула Джил. — Как ты не понимаешь? Ты что, хочешь среди таких олмондов жить? Вечно счастливых? Открой же ты глаза! Это — не счастье, это — дурман вроде опия! Только от опия люди отупелые сидят, а от валлитинара — наоборот.

Джон встал и отряхнул штаны. Ты — сам по себе, люди — сами по себе. Не будь добреньким. Не лезь спасать кого попало. Не помогай упавшим.

Да провалитесь вы все! Грёбаные сволочи, подумал он, чувствуя, как закипает злость. «Весь мир»… Я — ублюдок. С детства от вас только и вижу, что пинки да плевки. Всю жизнь прячусь, всю жизнь под страхом разоблачения. Работу потерял. Жену потерял. Эту вот… монстру — тоже потерял. Ублюдок. Ублюдок. Катитесь к свиньям собачьим, пейте свой эликсир, режьте друг друга, что хотите, то и делайте, вы этого заслужили.

— А как же твоя мать? — спросил он, глядя сверху на Джил. — Так и останется без зелья?

Джил молчала. Репейник прошелся по примятой траве — десять шагов туда, десять обратно. Гнев постепенно выветривался. Солнце грело затылок, в высокой траве шуршали ящерицы. Джил подтянула к груди колени и, отвернушись, уткнулась носом в плечо.

— Давай уйдём, — невнятно попросила она. — Уедем куда-нибудь. Просто уедем. Спрячемся, отсидимся. А этого… лотрашти я убью. За доктора. За ту девку. За всех.

Джон вздохнул, вновь опустился на траву и осторожно обнял Джил. Она не сопротивлялась, но и не ответила объятием, все так же сидела, обхватив колени и пригнув голову. Джон выждал несколько минут и негромко сказал:

— Послушай. Ну что толку сейчас спорить. Он ведь ничего не сказал пока.

— Скажет, — глухо ответила Джил.

— Скажет — не скажет… Давай так: ты его сейчас убивать не будешь. Посидим здесь, подождём пару дней. В городе нынче всё равно опасно появляться. Жратва у нас тут есть, крыша над головой — тоже. Подумаем, поговорим.

Джил не ответила. Джон закряхтел.

— Мне тоже не по душе вся эта перспектива, — сознался он. — Правда, не думаю, что у Хонны так быстро всё получится. Люди нынче недоверчивые, от богов отвыкшие. Может, у него вообще ничего не выйдет. В любом случае, даже если Фернаклю повезёт с его планом, пройдет немало времени. Это одного валлитинара сколько приготовить надо! А Хонна — всё сам будет, помогать некому. Так что…

Джил по-прежнему молчала, но уже как-то по-другому. Джон понял, что она ждёт продолжения.

— Так что предлагаю для начала дождаться, чего там Олмонд расскажет, — закончил он. — А там и решать. По зрелом размышлении.

Джил не ответила.

— Ещё остается проблема с па-лотрашти, — напомнил Джон. — Они все живы, они на нас злы, и будут искать. Либо Хонна их убьет, либо нам самим придется. Что-то я не уверен в наших возможностях.

Джил упорно хранила молчание, и Джон решился — ну, не соврать, но покривить душой.

— Можно ещё так, — предложил он. — Можно узнать, где лаборатория, пробраться туда, взять столько валлитинара, сколько унесем, и сделать ноги. И принести всё твоей матери. А? Что скажешь?

Джил вздохнула, высвободилась из объятий Джона и поднялась на ноги.

— Ладно, — сказала она. — Уговорил. Давай подождём. Надо и впрямь все обмозговать. Но ждать будем недолго. Два дня — крайний срок.

Солнце припекало. Джон украдкой вытер лоб.

— Договорились, — сказал он.

***