Огонь в темной ночи

Никто не знал, как далеко зашла эта любовная интрига и что она значила для него. Заметили все же, что Белый муравей с нетерпением ожидает почты, и вот однажды, когда он сидел за столом, ему сказали, что в гардеробе его дожидается письмо; студент так торопился его прочесть, что споткнулся на костылях и беспомощно растянулся на полу. Отказываясь от помощи, он приподнялся с пола на руках и, широко раскрыв глаза, молча смотрел на друзей, словно обвиняя их в сообщничестве с безжалостной судьбой.

Письма больше не приходили. И с того времени еще язвительнее стали ирония и напускная веселость студента.

Вечеринки у Зе Марии, наверное, из-за присутствия Эдуарды и Марианы, которая приходила всякий раз, как только появлялся предлог улизнуть из дома, никогда не переходили определенных границ. Эта сдержанность, отнюдь не приятная тем, кто желал бы вести себя посвободней, препятствовала тому, чтобы дискуссии были слишком пылкими и вино ударяло в голову гостям. Для Белого муравья близкое знакомство с приличными девушками оказалось новым смущавшим его обстоятельством, и он ограничился тем, что посмеивался над наивным хвастовством друзей, и эта сдержанность, не позволявшая заметить его неопытности, выставляла его перед девушками самостоятельным, зрелым человеком. Впрочем, он приходил сюда главным образом, чтобы поесть и выпить, и, без сомнения, добросовестно выполнял эту миссию. Трудно было поэтому предвидеть, что на вечеринке у Зе Марии может случиться что-нибудь неожиданное, вызванное чувствительной натурой Белого муравья.

Однажды вечером, когда Эдуарда явно перестаралась в своем стремлении заставить гостей не стесняться ее присутствия, Зе Мария подметил во взгляде Белого муравья презрительную насмешку и пришел в бешенство. Студент-инвалид сидел с ним рядом. Но Зе Марии хотелось одному пережить свое раздражение нарочитой развязностью жены и всем эти фальшивым и многословным оптимизмом друзей. Когда Белый муравей попросил у него прикурить, Зе Мария протянул ему горящую спичку так, что тот никак не мог до нее дотянуться.

Наблюдая за сценой, друзья весело смеялись. Наконец Белый муравей выплюнул сигарету и раздавил ее на полу. Зе Мария опешил, и его злость усилилась. Он достал новую сигарету и издевательски спросил:

— Разве ты не собирался закурить?

— Мне расхотелось.

Тогда Зе Мария, стараясь заставить его взять сигарету или засунуть ее ему в рот, истерически закричал:

— Ты будешь курить! Ты будешь курить, циник паршивый!

Ни слова не говоря, Белый муравей с силой вывернул Зе Марии руку, и лицо у него приняло горестное и отрешенное выражение. И когда принуждаемый болью Зе Мария уронил сигарету на пол, из глаз Белого муравья покатились слезы, крупные и горячие, которые он и не пытался скрыть.

Втайне от Эдуарды Зе Мария подыскивал работу. Впрочем, с первого дня их совместной жизни ему следовало бы понять, что ничего другого не остается. Эдуарда получала помощь с разных сторон — гнев родных уже начинал стихать, — но денег все равно не хватало, а если бы и хватало, Зе Мария не смог бы с ними примириться. Кроме того, его прельщала перспектива унизить Эдуарду тем, что он поступит на неквалифицированную работу и среди окружающей ее свиты бакалавров будет бедным родственником, которого всем приходится терпеть. Однако для осуществления этого плана ему была нужна поддержка Луиса Мануэла и влияние сеньора Алсибиадеса. Особенно его привлекала мысль устроиться на фабрику промышленника чернорабочим, чтобы потом Эдуарда, дона Марта или Луис Мануэл узнали, что он рассказывает товарищам по работе: «Я из семьи хозяина. Я женился на его племяннице». Хотелось облить их грязью, пусть они его выгонят.

Однажды утром, зная, что в этот час никто не помешает их разговору, Зе Мария отправился к Луису Мануэлу. Тот вышел к нему в халате, казавшемся Зе Марии достойным зависти символом буржуазного благополучия, вялый и заспанный. Зе Мария подождал, пока он снова уляжется на диван, чтобы продлить прерванное блаженство, и принялся нервно бегать по комнате, чувствуя, что его беготня раздражает друга, а сам резким и злым голосом говорил о том, какие мучения ему приходится выносить, чтобы такая избалованная и незнакомая с денежными проблемами женщина, как Эдуарда, не догадалась в один прекрасный день, что завтра у них может не оказаться денег на пачку сигарет.

Луис Мануэл уставился в потолок. Это был разговор именно такого рода, который при других обстоятельствах доставил бы ему наслаждение в качестве литературной темы, иллюстрации к его излюбленному тезису о необходимости сопротивления, но теперь, застигнув Луиса врасплох, не мог не вызывать раздражения. Драмы, хоть как-то касавшиеся его самого, представлялись Луису Мануэлу ловушкой. Он был способен расчувствоваться, читая стихи, где шла речь о бездомных бродягах, терпящих голод и лишения, и стихи эти явились бы стимулом, побуждающим его к действию, однако, если бы эта язва общественной жизни попалась ему на глаза, Луис Мануэл просто бы растерялся.