Ограбления и кражи

Смуглый, с белыми зубами, переливавшимися, как жемчужины, в широкой улыбке, он был красив, и в свете прожекторов его глаза излучали зеленоватые отблески Черная шелковая рубашка, прекрасно сшитая, с открытым воротом, отороченным драгоценными камнями Не нужно было быть специалистом, чтобы понять: рубины и бриллианты настоящие. Переливаясь и мигая, они образовывали световой нимб. Среди московской публики он казался пришельцем с другой планеты.

- Кто это? — спросил я.

— Я уверен, что местный, — прошептал конферансье Толя. — Я наблюдал за ним. Он говорит по-русски Но мне кажется, он похож на цыгана.

Толя был прав. Незнакомец напоминал романтического цыганского барона. Он так выделялся в толпе, что я не мог оторвать от него взгляда, он излучал здоровье и энергию, аплодировал и кричал, как шальной, после каждой песни, а когда я вышел на эстраду, чтобы вместе с Янгом спеть финал, он вскочил с места и начал скандировать: «Бра-во! Бра-во!»

После концерта, когда Роберта оккупировали поклонницы, я вышел на улицу и тут услышал, что меня кто-то зовет. Обернулся. Это был тот самый цыган. Он протянул мне руку и с жаром заговорил:

— Маэстро! Наконец мне представилась возможность познакомиться с вами!.

На пальце незнакомца сверкал неправдоподобно большой бриллиант, а на шее, на толстой золотой цепи висел тяжелый золотой крест, украшенный драгоценными камнями.

— Разрешите представиться, я — Борис Буряце. Моя мама была цыганской княгиней, я стараюсь играть ту же роль.

Несколько человек остановились рядом, глазея на нас. Женщины смотрели на Бориса с удивлением и завистью, а он беззаботно «токовал», видимо, привыкший к вниманию и восхищению.

— Прошу, маэстро, простите, что задерживаю вас так неучтиво, но я хотел бы пригласить вас на ужин.

«Осторожно», — прозвучало в моем мозгу. Кто этот человек? Почему так демонстрирует свое богатство? И я сказал себе: не дай втянуть себя в какую-нибудь историю. Наверняка, за тобою следят. Избавься от него.

— Извините. Мне жаль, что я не могу составить вам компанию, — пробубнил я. — Может быть, завтра.

К моему удивлению, Борис воспринял отговорку серьезно.

— Завтра? Прекрасно! В это же время. Я буду ждать!

Подошел к новому спортивному «мерседесу», стоящему у гостиничного подъезда, махнул мне рукой и отъехал, не обращая ни малейшего внимания на уличное движение.

На следующий день Борис ждал меня перед гостиницей. Я сел в его машину. И подумал: почему он ждал снаружи, а не вошел в холл? Милиционеры, стоявшие на перекрестках, отдавали Борису честь. Почему? Он интриговал меня все больше.

Когда мы вошли в его квартиру, у меня захватило дух. На стенах без просвета висели великолепные старинные картины, полы покрыты чудесными персидскими коврами, вдоль стен роскошная антикварная мебель, хрусталь, хрустальная бесценная люстра. Такое богатство в Советском Союзе можно было встретить только в музее.

Квартира состояла из трех больших комнат. Каждая обставлена в собственном стиле. Центральное место в спальне занимало огромное ложе с балдахином. Не было сомнения, что оно было старинным, но каждый листок позолоты блистал, как новый. Пол застлан такими толстыми и мягкими коврами, будто ходишь по меховой шкуре. Из спальни двери вели в две шикарные ванные комнаты. В другом конце квартиры находилась кухня, оборудованная всеми известными электрическими приборами домашнего хозяйства. «Что же такое сделал Борис для России, что имеет право жить в такой роскоши?» — подумал я.

Он жил один, это было видно с первого взгляда, хотя из-под подушки выглядывал кончик женской ночной рубашки.

— Посмотри, — Борис открыл следующую дверь. Вдоль стен ряды стеллажей, на полках, одна на другой, громоздились горы банок с едой английского, американского, немецкого производства. Тут же банки с кофе и бутылки с выпивкой всего мира. Запасов этих хватило бы Кремлю на несколько недель. В углу комнаты стоял металлический стеллаж, каким перевозят одежду из грузовиков в магазины. Ровными рядами висели костюмы, дамские блузки, юбки, платья, дубленки и куртки разных фасонов. Вид этого тряпья заметно волновал Бориса.

Но это было еще далеко не все. Борис провел меня в следующую комнату. Открыл дверцы тяжелого шкафа.

— Смотри! Кое-что из этого было когда-то в коллекции царя.

Я не сомневался, что он говорил правду. Чудесный старинный серебряный сервиз, серебряные столовые приборы, такие тяжелые, что я чуть не уронил поданный мне для осмотра нож.

— Тут без подделок, дружище! Видишь? «Фаберже»!

Он говорил правду: произведения искусства, которыми мог бы гордиться любой западный музей.

И вот — «гранд-финал». Борис достал замшевый мешочек и высыпал его содержимое на стоящий между нами столик. В свете лампы засверкала горка старинных драгоценностей: браслеты и серьги, заколки, брошки, кольца, бриллианты, рубины, сапфиры и изумруды блистали в оправах из старинного золота и серебра. Я онемел, а зеленые глаза Бориса искрились на фоне бесценного богатства.