Ограниченная территория

— Кать, ты смотри, а я пока пойду, осмотрю другое помещение, — ответила подруга. — От тебя здесь больше пользы.

Я прерывисто вздохнула и принялась ходить вдоль столов, проглядывая названия на коробках. Но везде был тот же «Дрим». Просматривать стопки сверху донизу смысла не было — вряд ли там могло оказаться другое лекарство, да и времени не было.

— Марго, что там? — спросила я в микрофон, медленно приближаясь к краю ряда.

— Ничего особенного. Пробирки, спиртовки, всякая хрень… Лаборатория. И здесь люк. Всё также открыт.

— Постоянство, — донёсся через наушники комментарий Тима.

Последний стол, к которому я подошла, почти вплотную подходил к стене. В отличие от остальных здесь — лабораторных, с круглой дырой посредине — он был обычным письменным и меньшего размера. Над ним висели полки, где в вертикальных чёрных подставках стояли документы. Точнее, папки с документами.

С колотящимся сердцем я вынула одну из них, и от взгляда на титульный лист ритм его участился ещё сильнее.

«Котов Эдуард Юрьевич», — гласили три крупных горизонтальных строчки.

— Тим… Марго… Кажется, тут медкарта Эдика Котова, — охнула я, открывая документ и пролистывая страницы. — Тут все его антропометрические данные, результаты анализов и ещё кое-что…

Я достала вложенные в карту листы, соединённые скрепкой. В середине первого жирным шрифтом стояло: «ЭКСПЕРИМЕНТ».

Дрожащими руками я перевернула его и принялась читать с самого верху.

«Испытуемый: Котов Э.Ю.

Возраст: 25 лет.

Дата поступления: 1 мая.

Дата первой инъекции: 1 мая.

Вид инфекционного агента: менингококк.

Дата заражения:4 мая, 11:31 (в условиях лаборатории).

Дата смерти: 23 мая.

Причина смерти: самоубийство (выраженная аутоагрессия)».

Остальную часть страницы занимал анамнез жизни. На другой её стороне содержались сведения о прививках и перенесённых заболеваниях. А далее, со второй страницы, начался дневник наблюдения, где по числам и времени были расписаны получаемые им дозы неведомого препарата.

«7 мая: у испытуемого впервые проявились симптомы кататонии (ступор). Неподвижно сидит на кровати, смотрит в одну точку. Пассивный негативизм (не выполняет указаний, отказывается от еды). Симптом капюшона (накрывает голову простынью). Каталепсия (до 6 часов удерживал руки в заданном им положении».

С восьмого по одиннадцатое мая записи содержали примерно такую же информацию. Запись же под двенадцатым числом гласила:

«12 мая: продромальный период завершен. Клинические симптомы болезни отсутствуют».

Далее шли данные физикального осмотра с описанием отрицательных менингеальных знаков и результаты анализов: исследования уровня титров антител с помощью РНГА в ликворе, ПЦР и ИФА. Судя по ним, менингит у Котова не развился благодаря достаточной иммунологической защищенности.

Я перелистнула страницу. Тринадцатого мая — вновь дневник соматического состояния пациента, результаты общего и биохимического анализов крови. Все в норме, без отклонений…

Но текст под следующей датой заставил насторожиться.

«14 мая.

10:04

Испытуемый резко вскочил с кровати, начал раскачиваться, подобно маятнику (появление стереотипии).

10:20

Стереотипии приняли характер самоповреждения. Отмечены интенсивные монотонные действия в виде щипания кожи запястий с целью содрать её. Кататоническое возбуждение (немое).

В связи с этим назначена немедленная фиксация и 2 мл (50 мг) р-ра Аминазина. При попытке фиксации испытуемый активно сопротивлялся, кричал, проявлял агрессию к медперсоналу».

Далее шла отметка о назначении и ещё одна запись.

«10:30

После введения антипсихотика возбуждение купировалось. Испытуемый погрузился в сон».

Затем говорилось, что Эдик вновь впал в ступор. Девятнадцатого числа ему отменили все назначения. Под той же датой стояло:

«цитокин IFN-γ

IL-1

C1q

Th

Уровень соответствует ожидаемому ответу. Подробнее см. табл. анализов и св. табл».

«21 мая. 15:10