После того, как голова Марго скрылась из виду, я выждала ещё несколько секунд. А затем, глубоко вздохнув, села и опустила ноги в чёрное, как сажа, отверстие. Едва ступни нащупали твёрдую перекладину, я развернулась и, ухватившись за край холодного пола, принялась осторожно спускаться вниз — прямо в руки холодного мрачного ада.
Глава 34
— Я смотрю, ты всё надеешься на панель управления. Думаешь, случится чудо — ткнешь рандомную кнопочку, и рядом отворится дверка на улицу? Сожалею, но это не так. С помощью панели управления ты даже не сможешь открыть выход в тот самый подвал под люком корпуса физиологии и биохимии. Будь на ней что-нибудь важное, что смогло бы тебе помочь, я, очевидно, не пускал бы тебя развлекаться. Оцени мою доброту: я специально давал тебе прогуляться, почувствовать внутренний подъем. Создал тебе для этого иллюзию возможности достижения цели, активировал в тебе деятельность, которую ты искренне считала оправданной.
Химик усмехнулся. Лёжа на кушетке, я смотрела сверху внизу на его ухмылку, чувствуя, как и всегда при этом, омерзение.
— Смею признаться — когда ты бегала по коридорам, я беспокоился за тебя. Потому и намекал делать это пореже. И, естественно, никакого газа. Рождение второго объекта должно состояться с минимальной степенью осложнений. Причём для тебя, первого объекта, тоже — у нас с тобой впереди много дел…
— Ты задолбал ерничать! — разозлилась я. — Умничать будешь на конференции. Когда там у тебя очередная? А может, ты приходишь выступать передо мной, потому что твои речи не вызывают интереса у научного сообщества? Небось люди поняли, что ты долбанутый на всю голову. А скоро заметят и остальное. Не боишься?
— Сейчас нам предстоит бояться другого, — с невозмутимым видом, как будто я только что и не хамила ему, он отошёл, на ходу стягивая медицинские перчатки. Затем я услышала, как сзади меня загремело: с таким звуком инструменты ударяются о железный лоток. — Как я и боялся, всё принятые мною меры не дали результатов.
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожилась я, слезая с кушетки в кабинете осмотра — такого же стерильно-белого до отвратности, как всё в этом осточертелом месте.
— Тестирование пробы из цервикального канала показало, что роды произойдут в ближайшие две недели. Судя по данным клинического осмотра — думаю, даже раньше. Низкое расположение головки плода, повышенный тонус миометрия, несмотря на токолитики…
Да и в анализе крови определяется увеличенное содержание плацентарной внеклеточной РНК.
Сейчас Химик стоял передо мной, и я снова глядела в ненавистые глаза. Тот посмотрел вверх, по-видимому, принимая решение.
— Придётся тебя перевести. Ради нашего блага. Да, точно. Бегать ты с того места никуда не сможешь. С сегодняшнего дня — постельный режим. Кортикостероидная терапия поможет лёгким плода быстрее созреть. Если получится пролонгировать беременность хотя бы на ещё одну неделю, будет уже отлично. Я уверен — для достижения этого успеха я сделаю всё, что от меня зависит. Но и ты должна мне помочь.
— Что это за место? — нарочито равнодушным тоном спросила я, хотя с обволакивающим ужасом подозревала ответ.
— О, — глаза Химика заблестели, а голос стал более глубоким, грудным. Так обычно он говорил, предвкушая очередное омерзительное (в его понимании — интересное, ассоциированное с собственными достижениями) дело. — Ты уже была там. И я почему-то не сомневаюсь — ты ничего не забыла.
Слова его триггером вонзились в моё сознание, и оно вспыхнуло серией сменяющих друг друга картин, звуков и запахов.
Боль. Стоны. Мигание тревожно-красных огней. Белая ширма. Толстый прозрачный шланг, подёргивающийся от пульсаций в нём алой артериальной крови. Отвратительный писк электрокардиографа. Звук стягивания манжетки тонометра. Въедающийся в обонятельные рецепторы смесь запахов аммиака и медицинского спирта.
Шрам на моей груди неприятно кольнул.
— Не волнуйся, не в общий зал, — понял он без слов мои опасения. — Тебе достанется отдельная палата интенсивной терапии, крайняя в ряду, которая граничит с моим кабинетом. Рожать будешь в том же блоке, рядом с операционной, я обо всём позабочусь.
— И слушать, как ты расчленяешь соседей вокруг? — не удержалась я. Сердце моё забилось быстрее. Дочка в животе отреагировала моментально, начав ворочаться. Я инстинктивно прикрыла живот рукой.
— Даже если так, ты этого не услышишь. Все операции проходят под наркозом, ты и сама помнишь. А что касается объектов в реанимации, то они ведут себя тихо. В коме даже безусловные рефлексы отсутствуют.
Голос его малозаметно дрогнул; в нём явственно прозвучал отголосок пережитой боли.
Когда Химик открыл дверь, я вошла внутрь и тут же закрыла глаза, узнав жуткие, с красным отливом, стены.
Штативы, пакеты с кровью, красная линия монитора…