Ограниченная территория

В день моего рождения, пятого марта (даты я считала теперь в уме, так как табло в этой палате отсутствовало), я чувствовала себя странно. Наверное, так бы ощущал себя призрак, который по причине незаконченных на этом свете дел лишился возможности отправиться в рай, застряв в мире живых. Хоть я и оставалась живым человеком, в этойподземной лаборатории больше походила как раз на призрака: объект эксперимента, чья смерть наступит при окончании проекта.

По крайней мере, до тех пор, пока моя новорожденная дочь не перестанет нуждаться в грудном молоке. От мысли, что возможностью дожить до тридцати семи лет я была обязана Элиночке, мне становилось ещё тяжелее. Беременность отсрочила мою смерть — в прямом смысле слова, но привела к появлению второго невинного заключённого в этом аду. Плакать из-за этого уже не было сил — так думала я после каждого приступа слёз, чувствуя, как болят опухшие глаза, а грудь будто раздавлена чем-то тяжёлым. Новсякий следующий раз организм, на удивление, вновь находил ресурсы, и я рыдала до нового истощения.

Так было вчера, когда я снова попросила Химика не разлучать меня с ребёнком, разрешить хотя бы ухаживать и кормить. Но его ответ был настолько душераздирающим, что вызвал у меня шок и сожаление о своей просьбе.

— Это контрпродуктивно, Катя. Ты ведь любишь её. Привязана к ней. Зачем тебе видеть, во что она превращается во время испытаний? Её страдания будут причинять тебе мучения. Я ведь не садист, что бы ты ни думала. Я не могу тебе этого позволить. Но ещё потому, что ты можешь не выдержать и убить её… из жалости.

Как же заботливо, чёрт побери, звучал в тот момент голос этого ублюдка!

— В Освенциме, среди подопытных доктора Менгеле, — продолжал псих, — был случай, когда родители, не выдержав мучений подвергшихся опыту детей, задушили их собственноручно. Я не хочу заставлять тебя проходить через то же самое, Катюша. Я не знаю, сможешь ли ты поступить также… из-за любви к дочери. Но поскольку существует риск вероятности, я предпочёл бы исключить его полностью. Ведь твоя дочь должна будет оставаться в живых… до конца.

Его дальнейшие слова потонули в моем собственном крике. Что было дальше, я помнила смутно — только что опять кидалась на него. Потом, но не сразу, ему удалось меня отцепить, уложить спать…

Проснувшись, я, плача, гнала прочь представления о том, как мой ребёнок, покрытый страшными багровыми пятнами, кричит от боли и умирает. И я, поглядывая на лежащую рядом подушку, душевно умираю вместе с ним.

«Этого не будет. Не будет! Я не допущу такого!» — вновь и вновь раздавался внутри меня гневный, яростный крик, в котором тщательно укрывался страх. Дочка, ощущая моё настроение, шевелилась больше обычного, а живот болезненно схватывало.

Ничего. Я ведь уже не раз бросалась на Химика. Нужно каким-то образом выведать у него расположение выхода, а затем довести очередную попытку покушения до конца. И всё это — до того, как он успеет навредить моему ребёнку.

В таких мыслях я провела весь день — день, который в прошлой жизни означал для меня поздравления, пожелания и головную боль, связанную с выбором формата проведения торжеств с родными и на работе. Но и сейчас я получила подарок в виде того, что до конца дня этот урод так и не появился в моей палате. Не заглянул он к тому же ни следующим утром, ни днём. Я была этим довольна — благо еда у меня оставалась.

Химик зашёл ко мне снова лишь вечером, когда я дремала, обняв руками живот. Я не отреагировала, даже не открыла глаза.

— Привет, — его шаги приблизились к моей кровати, а голос зазвучал совсем рядом. Заодно с этим я слышала шуршащий звук — такой издают бумажные пакеты. — Пора вставать. У меня для тебя кое-что есть.

Гадая, что этому извращенцу понадобилось от меня сегодня, я неохотно перевернулась на спину, открыла глаза и поднялась, присев на кровати. На Химика я принципиально не глядела.

Тут на моих коленях оказались два пакета.

— Переодевайся. Я хочу тебе кое-что показать.

Я напряглась. Когда он говорил такое раньше, то показывал после этого либо заражённого мужчину при смерти, либо сгорающий в печи труп.

— Не бойся, на этот раз ничего неприятного, — правильно истолковав моё замешательство, успокоил Химик. Голос его даже потеплел. — Прости, вчера не смог тебя посетить — был очень занят.

Подавив желание отшвырнуть пакеты, я с опаской открыла один и вытащила бесформенную ткань (приятную на ощупь) цвета слоновой кости, которая оказалась платьем.

— Это ещё что такое?!

Я-таки взглянула на него и поразилась. Твою ж мать! Сегодня мой надзиратель вырядился в пафосный серый костюм из шёлка с ослепительно-белой блузкой, бордовым галстуком и начищенными до блеска чёрными лоферами. Что, чёрт возьми, за игры он задумал?