Ограниченная территория

Грудь расширилась от громкого, преисполненного желания жизни вдоха. Я открыла глаза и поняла, что мою шею больше ничто не сдавливает. Кашляя, я начала судорожно глотать кислород и брыкаться, пытаясь откатиться от тяжёлого, придавливающего меня к полу предмета.

— Катя!

В следующий миг кто-то отбросил распластанное на мне тело Северина. Увидев лицо Тима, я чуть снова не потеряла сознание от облегчения.

— «Двадцать два…»

— Ты в порядке? — он протянул ко мне руки. — Главное, дыши сейчас. Ох… тебя ранили?

— Плечо… Тим… Со мной… всё нормально, но…

Я правой рукой ухватилась за его шею — левая напрочь отказывалась подниматься из-за пронизывающей боли. После этого он быстро поднял меня на руки.

— И тебя заберу. Нечего левым мужикам на тебе делать.

— «Шестнадцать…»

— Лаборатория… сейчас взорвется, — прохрипела я саднящим горлом в перерывах между вдохами.

Стремительно пройдя вперёд, Тим очутился у лифта. В самом верху входа виднелась поднятая решетка — видимо, Тим только что приехал и сразу выбежал, а я из-за воя сирен и борьбы с Севериным ничего не слышала.

— Тим… где Элина?

— В безопасности, — ответил он, занося меня в кабину и нажимая попутно кнопку отправления на панели. Затем аккуратно усадил меня в углу на пол.

— Посиди тут, мне надо опустить решетку.

— «Одиннадцать…»

Я в последний раз окинула белый коридор с покрытыми кафелем стенами и полом, дверьми и телом профессора, лежащим головой к ним. Перед самым входом в лифт валялся брошенный пистолет. Затем Тим, подошедший к решетке, закрыл собой обзор.

— Что… Да чёрт побери! — он принялся дергать решетку. Та почему-то не поддавалась. — Мы же без этого не поедем.

— «Восемь…»

— Тим, я могу помочь… — слабо вызвалась я и принялась подниматься, но возникшее головокружение вернуло меня на место.

— «Шесть…»

Особо сильным рывком Тиму удалось совладать с упрямой решеткой и с грохотом опустить её до самого пола.

— «Пять… четыре…»

— Поехали, твою мать! — он встал у панели с кнопками. Его исцарапанное осколками лицо было мокрым от пота и каменно-застывшим от напряжения.

Скрипя, лифт двинулся вверх.

Тим бухнулся справа рядом со мной. Мы медленно поднимались вдоль стен. Кабина была проницаемой и сплошь состояла из вертикальных, обитых деревом перекладин.

— «Два…»

Я мысленно поторапливала лифт, молила, чтобы он скорее уехал от места взрыва…

Счета «один» я уже не услышала. Перед нами мелькал один голый бетон. Ни цифер этажей, ни ещё каких-либо обозначений на нём не было, но я надеялась, мы поднялись достаточно высоко.

Раздавшийся снизу гул взрыва сотряс пол кабины. Лифт зашатался, но не прекратил движения. Правой рукой я схватилась за плечо Тима и прижалась к нему, склонив голову — он, в свою очередь, обнял меня, не касаясь места моей раны.

Кабину трясло и шатало; вокруг сыпались искры. Пол ходил ходуном. Нас обдавало жаром. Каждая секунда могла оказаться последней. Сердце бешено колотилась, и я почти была уверена, что слышу такое же биение сердца Тима. Лампы на потолке погасли, и в кромешной темноте, которую расчерчивали со всех сторон трескучие искры и громыхания взрывов, представлялось невозможным предугадать ход дальнейших событий. Упадёт ли кабина? Выживем ли мы в случае падения лифта? А если и да, то как надолго в пожаре и условиях вдыхания распада продуктов горения сможем продержаться?

— Кать, — в общем шуме и грохоте голос Тима слышался тихо, но в то же время отчётливо. Его лицо я еле могла различить в моменты особенно ярких вспышек электричества, но и то на секунду. По этим мимолетным всполохам я кое-как поняла, что глаза его обращены ко мне, и в них кроется… Что именно, я не могла точно определить и назвать. Сожаление? Раскаяние? Страх за наши жизни? Всё вместе? Возможно. И что-то ещё…

— Прости, что я ушёл. Тогда… И вообще за это прости, если сможешь. Я не должен был…

Очередной треск над нами осветил кабину, и я увидела, что Тим склонил голову. Его руки крепче сжали меня. Во время следующей вспышки он, однако, уже глядел мне в глаза.

— Просто я…

Тут пол прекратил под нами шататься. Ощущение жара сделалось более слабым, как и звуки взрыва. Движение кабины стало более плавным, ровным. Но свет по-прежнему отсутствовал — видимо, лампы перегорели. Или ещё каким-то способом испортились от пережитого — в отличие от Тима, я в этом не разбиралась. Мне вдруг захотелось смеяться. Я улыбнулась, но на глаза, наоборот, навернулись слёзы.

— Тим, — прошептала я в тишине. — Я всё знаю. Я обо всём догадалась…

Боль от пережитых физических и психологических увечий и усталость разливались по телу, вызывая странное, похожее на наркотическое опьянение чувство. Удивительно, но присутствие Тима рядом, его прикосновения, тепла и дыхания только усиливали этот эффект, распаляя его и разнося, словно дым.

— Давно? — услышала я ровный, почти спокойный вопрос. Напускное спокойствие, за которым скрывалась дрожь…

— Нет, — вместе со слезами у меня вырвался нервный смешок. — Там, в лаборатории. Хотя… Нет. Первые мысли об этом возникли раньше. Перед тем как мы… И вообще тогда.