Ограниченные невозможности. Как жить в этом мире, если ты не такой, как все

Ну и, конечно, няня Жанин – удивительная внучка французской актрисы, после революции приехавшей за большой любовью. У бабушки Жанин была удивительная, но трагическая биография: она прославилась, влюбилась, приехала в Россию, осталась, родила сына, сгинула в лагерях. Историю бабушки и отца Жанин Белая просила рассказывать так же часто, как другие дети требуют сказку на ночь, и потому знала ее наизусть, зачарованно слушая о любви, страсти, злоключениях, гибели и выживании. Няню Женю (так нарочито просторечно называли «прислугу» родители) она помнила яркой и эксцентричной: худая, невысокого роста, подвижная, в многоцветных, немыслимого покроя платьях, которые она шила сама, развевающихся длинных юбках, с неизменным тюрбаном из пестрых платков на голове. Особенно девочку завораживали крупные перстни причудливых форм и расцветок. Вся она казалась праздником, фейерверком, чудом.

Боже, как она хотела быть похожей на эту великолепную женщину, хотя бы немножко, чуть-чуть. Но даже примеряя на себя платки или перстни, которые няня иногда забывала, уходя, в зеркале Белая видела лишь угловатую девчонку с густыми светло-русыми волосами, нескладную, тусклую, робкую. Платки и перстни только подчеркивали ее заурядность и простоту. Ее детские фантазии о том, что Жанин, может быть, ее настоящая мать, которая обрела ее после многолетних исканий, разбивались вдребезги. Девочка не находила в себе ничего общего со своей обожаемой няней. Она тайно страдала от этого, боясь, что француженка, обнаружив ее посредственность и серость, отвернется от нее, разочаруется и оставит навсегда, уйдет, чтобы озарять жизнь какой-то более достойной, яркой и интересной девочки.

Няня Жанин (только так Белая называла ее, несмотря на бесконечные исправления родителей) появилась в ее жизни с шести лет и была с ней рядом до шестнадцати. Все эти десять лет девочка до тошноты боялась ее потерять, с ужасом ожидая, что ту выгонят из нянь за непокорность, эксцентричность и своеволие.

По сути, няня была единственной, к кому она привязалась, доверяла ей свои детские страхи и тайны и восхищалась ею до самозабвения. Особенно ее поражала способность Жанин так ярко проявлять свою индивидуальность в большом и малом. Ей, казалось, ничего не стоило спорить, отстаивать свои взгляды, проявлять спокойную уверенность, в то время как Белая готова была подчиниться, притворившись покорной. Если человека не удавалось переубедить неопровержимыми аргументами, он все равно был заворожен мягкостью речи, изящным взмахом тонких рук, какой-то невероятной эрудицией и особым очарованием Жанин, которому невозможно было не поддаться.

– Почему ты не боишься спорить с папой? Ведь они могут тебя выгнать! Знаешь, сколько у меня было нянь до тебя? Я даже их имена не успевала запомнить, как им уже давали отставку, – шептала она в ужасе после очередной бурной ссоры отца и непокорной няни.

– О, не бойся, ма шер, ему нравится. В глубине души он хочет, чтобы над ним властвовала женщина и при этом он не оставлял бы попыток ее покорить. Не переживай за меня, мое положение в вашей семье прочнее некуда. Вот если бы я была молода, тогда да, твоя мама не потерпела бы такой страсти, с какой твоей отец ругается со мной, – потому что это страсть, милая, ты же понимаешь, так ругаться, о-ля-ля! Но в силу моих прекрасных лет для нее это совершенно безопасно. Так что, пока мы с тобой не угрожаем их положению, мы в порядке.

И все же как она боялась все эти годы! Без няни Жанин существование ее в этом особенном доме, стоящем отдельно от всего города, на холме, было бы серым, хорошо скроенным и отутюженным, как костюмы, в которых ее родители ходили на работу.

Иногда она пыталась вспомнить, как ее мама выглядела в домашней одежде. Что она носила: халат, спортивный костюм, платье? Белая не могла вспомнить, может, потому, что видела родителей редко, в основном уходящими на работу или приходящими с нее. В другое время ей надлежало «идти в свою комнату». Жанин также должна была немедленно удалиться, когда кто-то из них появлялся дома. Папа еще мог с ней поругаться на тему воспитания дочери, если приходил раньше матери, но мама, казалось, не выносила Жанин совсем, и та начинала собираться, когда «мадам» еще скребла ключом в замочной скважине.

Итак, они всегда точно представляли себе траекторию ее жизни. И в детстве она ни за что не поверила бы, если бы кто-то ей сказал, что в шестнадцать лет она отважится на такой бунт. Она до сих пор отчетливо помнит тот день.

Она точно поняла, что влюбилась. Красавец Панкратов из старших классов присвистнул, когда она проходила по школьному коридору (и неважно, что, как потом выяснилось, эта восхищенная реакция адресовалась не ей, а Свиридовой, которая шла следом). Она все равно влюбилась в Панкратова и решила любить его вечно, о чем и размышляла, собираясь рассказать все няне Жанин, чтобы услышать от нее какой-нибудь важный женский совет.