Ограниченные невозможности. Как жить в этом мире, если ты не такой, как все

Ночь была тихая, яркая луна освещала ей путь. Керосинку или свечку все равно не взять с собой, на руках ребенок. Всего через четыре двора… Как хорошо, что вчера вечером она все же сходила в тот дом. Хулиган попросил ее научить растапливать печь. Она не хотела оставлять детей, но посадила Толстого читать всем книгу и пошла. Зато теперь она точно знала, где их дом, даже в темноте найдет.

Уф, хорошо, что не заперли дверь. Она, как ей показалось, довольно шумно ввалилась в сени, потом в комнату.

– Эй, есть тут кто-нибудь? Помогите мне, Очкарику совсем плохо!

Где же спят эти придурки? Они что, не слышат, что она вошла?

– Эй, да проснитесь вы! Мне нужна помощь!

– Чего орешь? – кто-то направил на нее яркий луч.

– Не в глаза, опусти фонарь!

Заспанный Отродье в трусах и майке стоял с фонариком в одной руке и ружьем в другой.

– Буди этого, второго, надо что-то делать, срочно. Я не знаю что. Очкарик может умереть!

* * *

Гику нравилась его жизнь в опустевшем городе. В каком-то смысле сбылась его давнишняя мечта. Он теперь совершенно один, и днем, и ночью, при этом у него есть возможность работать, пусть это уже никому не нужно. Мир сходил с ума, а он мог сидеть в своем укрытии и не участвовать во всеобщей агонии. У него не было страха: он знал, что никто за ним не придет, никто не хватится. Мир забыл о нем. Они слишком заняты собственным усовершенствованием, это их и разрушит, а он останется – цел и невредим. Фантазировал Гик об этом, надо признать, не без злорадства. Все детство как только его не называли: «придурок», «чокнутый», «ботан», и это еще не самые обидные прозвища. В какой-то момент закрепилось «Гик», и все быстро привыкли именно к этому, даже он сам.

* * *

Ночь по-прежнему создавала ощущение, что он один на целом свете, хотя в последнее время ему и днем, прямо скажем, никто не докучал. Он, как и раньше, писал код, будто ничего не случилось, никакого конца света. В больнице в какой-то момент врубилась аварийная подстанция, работал даже водопровод. Так что его положение, считал он, лучше некуда. Мир исчез, наказанный за назойливое докучание ему в прошлом. Наслаждайся тишиной, делай то, что нравится. Об этом он даже мечтать не мог.

Ночь давно перевалила за половину, и Гик уже почти впал в состояние, когда сон захватывает власть над сознанием, а глаза неудержимо слипаются – верный признак того, что пора переползать на диван в ординаторскую.

Внезапно он услышал звук подъезжающей машины. Вероятно, это ему приснилось, откуда здесь машина? Но резкий визг тормозов и топот по коридорам больницы окончательно заставили его проснуться. У него гости? Ночью? И что теперь делать? Выключить свет и спрятаться или взять нож и выйти? Не может же быть, чтобы эта долбаная Комиссия среди ночи обыскивала больницы. К топоту прибавились голоса, он отчетливо уловил, что один из них – женский. Женский – это не очень страшно. По пустым гулким темным коридорам он пошел на звук, увидел, что в сестринской зажегся свет, подошел и дернул дверь.

– Стой где стоишь, етить тебя, а то выстрелю! – какой-то патлатый придурок направил в его сторону ружье. На кушетке лежал пацан в одеяле, девушка в черном рылась в ящиках и испуганно повернулась, когда он открыл дверь.

– Чего вам надо? Чего притащились сюда среди ночи? – Гика не испугал грозный клич и направленное на него ружье. Почему, он и сам не знал; наверное понял, что эти с ребенком точно не из Комиссии, и напуганы они не меньше, чем он сам. – Ружье опусти, здесь тебе больница, а не тир.

– Вы здесь работаете? Вы врач? – метнулась к нему стройная симпатичная девушка в черном.

– Я здесь работаю. Но я не врач. – В ее лице промелькнула надежда, но быстро угасла.

– Ты это… врач где? У нас тут мелкий помирает, врач нужен, – патлатый был ему откровенно неприятен и чем-то напоминал худших из тех, кто когда-то донимал Гика травлей.

– Раз вы в больнице работаете, вы хоть что-нибудь в лекарствах понимаете? Что ему дать, у него температура высокая, второй день уже, – девушка была вне себя от волнения, дергалась, судорожно открывая ящики с лекарствами один за другим.

– Да я сисадмин здесь, к медицине отношения не имею. В лекарствах не понимаю, берите, если найдете чего полезного.

– Господи, да знала бы я, что брать! Может, кто из врачей где-то есть, не знаете? Не все же уехали. Вы же как-то остались. – Девушка продолжала рыться в ящиках, беспомощно перебирая ампулы, пузырьки, пачки лекарств.

– Да и вы, как я понял, как-то остались. Не знаю я никого… Разве что… да нет, это вам не поможет.

– Что? Ну что, скажите? Любая зацепка.

– Знаете правительственный дом? – Гик махнул рукой на север.

– Тот, что на холме? Ну?

– Там на последних этажах вечером горит свет.

– Ну и что? Ты толком говори, етить тебя, что нам с этого свету? Да еще в правительственном доме, они же всю кашу и заварили, падлы несусветные. Нормальные люди их дом обычно за сто километров обходят.

– Ты это, ружье свое положи, а то я вообще не буду ничего рассказывать, – патлатый все больше не нравился Гику. «Вот ведь чучело агрессивное!» – думал он, заводясь.