Странно было, что сверхторпеды брашей достигли мест своего применения ранее самолетов, даже гиперзвуковых, но вполне возможно, что в этом была своя логика: древние гиперзвуковики, ясное дело, домчались бы до границ Империи в два счета, но тогда бы и вся мощь обороны направилась против них одних. По некоторым сценариям, применение сверхскоростных самолетов было бы возможно и в таком ракурсе, но лишь сразу после подрыва боеголовок «Великих приветов-7» — баллистических ракет-гигантов с острова Мадогос. Эти похороненные компанией Варкиройта реактивные стрелы ныне исчезли как класс вооружений, по крайней мере, на это очень надеялись эйрарбакские военные. Теперь же сверхвысотные машины обрушились на Империю концентрированной мощью с гораздо более медлительными носителями, неторопливо добравшимися с Брашпутиды. Кроме того, в налете участвовали самолеты-роботы, стартовавшие с подводных лодок. Как раз эти не внушали великих опасений, действовали они по прямой, и почти сразу можно было экстраполировать, куда направляются их острые черные носы. И хотя они совершали маневр-уклонение при срабатывании датчиков радарного облучения, этот маневр был строго задан, однообразен и предсказуем. К тому же мчались они не слишком высоко и не очень быстро — даже зенитная артиллерия ставила против этих цилиндрических крылатых гадов эффективную завесу. О, как красиво все это выглядело со стороны (если, конечно, заложить уши ватой, дабы не портить зрелищной эстетики помехами из других органов чувств): сверкающие белые вспышки-облачка разрывов не угодивших в цели снарядов-неудачников — чрезвычайно нужная плата теории вероятностей, и, наконец, — розово-коричневые кляксы, чернильные туманности выплеснутого, недоработанного топлива и совсем малюсенькие крапинки-обломки, едва видимые невооруженным, но острым глазом — вот она, истинная прелесть, апофеоз ракетчиков и пушкарей, куда более сильное эмоциональное действо, чем всяческие доставшиеся человеку от животных поводы наслаждения — эдакая мозговая эрекция.
Очень высотные цели не пристыкованным к биноклю глазом не наблюдались. Еще лучше был бы телескоп, да и то требовался бы специальный, с возможностью автосопровождения, ведь объекты для наблюдения неслись как угорелые. И такие хитрые устройства у пэвэошников имелись. То, что было в фокусе объектива, они прекрасно видели на экранах. Это был хитрый метод сопровождения — он не выдавал себя, не ощущала его цель, будь она хоть пилотируемая, хоть нет, и никакая парапсихология здесь в расчет не бралась. И сбивала эти самые цели чистая математика, голая инженерия, механическая имитация жизни, умелое выполнение людьми функций автоматов. Чувства присутствовали, но они были задавлены — восхищались либо трепетали от страха где-то глубоко-глубоко внутри: если они прорывались наружу во время процесса, вся строгость задумки шла насмарку, сбивалась тонкая линия алгоритма, и сразу вероятность поражения цели уменьшалась на порядок, а значит, она прорывалась. Только одно чувство должно было иметь тут место — мужество задавливания инстинктов страха и лжи, так присущих живому, которое врет себе на каждом шагу. В этом сложном комплексе мероприятий сочеталось, спрессовывалось в жемчужину удачи знание техники, волшебство слитности с железом и цифрами, циклы и циклы пота истязающих тренажей, тут гарантия уверенности в прошлом, в том, что все нужные гайки вкручены до упора, а юстировка — поградусная согласованность локаторов, пусковых установок, пушек или когерентных излучателей проверена еще и еще раз, тут нельзя было врать о том, что некое устройство исправно, поскольку было в норме вчера — закон подлости мог сработать по тебе с максимальной эффективностью. Да, инициатива и старательность людей учитывались в процессе боя, но это были свойства, проявленные до, а не во время акта. Иногда они даже требовали самопожертвования: не всегда и не все поставлялось вовремя, но сейчас это оправдание никому не прощалось — все должно было быть идеально, и никаких «авось» не принималось. Тотальная атомная война — шутки в сторону, здесь не выручали успехи в строевой подготовке, умелое выполнение ружейных приемов с иглометами и хоровое пение, бабушка смерть уже растопырила свои необъятные ножницы, и внутри их прозябали головы с оголенными беззащитными шеями, всех — и умных, и дураков, вот только умные и умелые могли еще что-то сделать для всех, дабы эти ножницы заклинило хоть на некоторое время.
А время летело. Оно неслось, рассекая плотные и разреженные слои воздушного океана; мерцало в вакуумных трубках, оживляя для операторов многоцветные картины; полыхало, гналось наперегонки с током, наматывающим километры, по хитросплетениям проводов, смеясь, чувствуя равного, соревновалось с невидимым излучением локаторов; и даже замирало, впадало в кому, когда выплескивал наружу свою мощь газодинамический лазер, в долю мгновения сжигающий тонны высококачественного топлива, бесценного для этого скудного на ресурсы мира...
А цели все шли, продолжали заходить косяками.
НАБЛЮДАТЕЛИ