Огромный черный корабль

Вечерело, в синем небе празднично взрывались ракеты, снаряды чертили трассирующие прямые, торопливо размазывали инверсионный след невидимые самолеты. Красота, смотри и наслаждайся! Только когда что-нибудь начинало стремительно снижаться, пыхая дымом и лишним, недоработанным топливом, очень хотелось бежать, дальше, дальше от этой валящейся, словно прямо на твою голову, кометы. И только логика, разум человеческий останавливали собою же порожденный ужас. Куда можно было убежать? Если бы знать, где упадет. Кажется, вот она целится прямо в макушку, а до нее в действительности километров двадцать по вертикали и десяток по направлению к горизонту, и упадет она, даже сбитая, подчиняясь инерции, километров за тридцать, ну, может, чуть менее. Так куда бежать? Да и делом надо было заниматься, а не глазеть с умилением и страхом.

Тяжелые тягачи перли на подъем еще более тяжелые цистерны. Сама дорога была во вполне нормальном состоянии, но очень часто на ней попадались беженцы, и тогда приходилось реветь закладывающими уши клаксонами, и снижать скорость до минимума, и грозить иглометом с подножки тягача. А кто-то просил, умолял дать топливо для газомобиля или быстренько («пяти минут хватит!») подзарядить подсевший аккумулятор электромобиля. И надо было стискивать челюсти и орать матом-перематом, потому как другой язык уже никто не желал понимать, и снова грозить иглометом, и со зверским выражением замахиваться прикладом. И помогало, только раза два пришлось ударить прикладом, да и то плашмя, а однажды выпустить половину обоймы в воздух, чтоб зашипели стволы, завизжали иголки, — убедило. Да еще попадались выставленные неизвестно кем и неизвестно когда, еще в то, довоенное времечко, патрули, на броневиках и пешие. Вот здесь уже в ход шли пластины с печатями, и помогало, даже мат-перемат не задействовался. Помогало, и даже вдвойне удивительно, что помогало, вокруг, в небесах, творилось такое. И когда никто не попадался, Лумис снова пялился туда, в синеву неба. Господи Великий Эрр, это опять началось. Как давно это было — мрачная молодость, юность в шинели и в маскхалате. А теперь, видимо, и зрелость. И ведь не на шутку началось, похоже, даже круче, чем тогда. Ведь тогда что-то сдерживало больших стратегов, какие-то неясные геополитические рычаги. Бомбы рвались, но уж не такие громадные, как в Горманту, разумеется, если это правда, а не байки-прибаутки для зеленых юнцов. С эдаким началом война действительно станет последней, похороним воинское искусство вместе с собой в широкой братской могиле.

В небе снова полыхнуло. Лумис бросил взгляд на солдатика-водителя, тот слишком интенсивно вздрогнул, даже колеса вильнули. Боялся он страшно. Боялся происходящего, боялся валящегося с неба железа, сбитого и несбитого, боялся Лумиса, боялся ехать неизвестно куда в горы, в самый ад. Лумису стало его жаль, но нельзя было подбодрять, нужно было и дальше изображать из себя держиморду, так было легче командовать. До ночи они не успеют, а если дать слабину, солдатик, того и гляди, дезертирует, и лови его потом, теряй время. «Ты, мальчик, только довези, — подумал он про себя, — а там вали на все четыре стороны, хочешь — драпай, хочешь — в свой родной дорожный легион возвращайся». Лумис посмотрел на север, в сторону движения. И сразу ударило по глазам. Вильнули колеса. Он просунулся с подножки в кабину и выровнял руль, хотя в глазах мельтешила пелена.

— Я же сказал, надень темные очки, ты! — рявкнул он на водилу.

«Это, наверное, лазер штурм-майора, — подумал он. — Сбил кого-нибудь, Мероид зря не стреляет. Вот мастер». Машина остановилась, сзади тяжело скрипнуло седельное устройство — навалилась на машину разогнанная спецтара.

— Сейчас! — завопил солдатик, видимо, боясь, что его без предупреждения начнут молотить прикладом. — Сейчас, только глаза моргнут разочек.

Лумис предоставил ему эту возможность. Пользуясь паузой, он соскочил с подножки — удобной штуки, там было предусмотрено даже сиденье для охранника и гнездо для игломета. Отсюда он без зеркала заднего вида смог разглядеть обе нагоняющие машины. Все было в норме. Он опять посмотрел вверх. Ничто не закрывало видимость, наверху не висело ни одного природного облачка, только искусственные объекты и производимые ими опустошения. У линии горизонта застыл, так казалось, конечно, — он двигался, — дирижабль-разведчик, а может, ракетный носитель, и, может, даже вражеский, как разобрать с такой дистанции, это и вблизи-то невозможно. Новые рваные кляксы расцвели наверху, и только позже запоздало отдалось в ушах. А вдали вырастали вертикальные линии-столбы, и только неизвестно, в каких далях загнулись внезапно в сторону, разыскивая свою жертву: возможно, стартовали ракеты. Лумис не был специалистом по таким видам техники. Велась война машин и умов, насильно повязанных с этой самой техникой.

— Ну, что? — спросил он солдата, возвращаясь к делам насущным. — Отошел?