* * *Лумис размышлял. Кресло обладало таким убаюкивающим удобством, что просто не могло быть создано для войны — для размышлений оно было создано, для созерцания горных окрестностей, но уж никак не для управления пулеметами. «Боевая машина будущего, — думал Лумис, — теперь, наверное, прошлого». Все, все теперь осталось в прошлом. Следовательно, он сидел в самой совершенной машине безвозвратно ушедших времен. Как странно, всю сознательную жизнь он жаждал, добивался разрушения этой проклятой Империи, и вот — на тебе. Она уже в конвульсиях, еще бычится, изображает птицу, легендарную неистребимую, но на самом-то деле крах неминуем. Невозможно представить уже произошедшие разрушения, а то ли еще предстоит? Сколько там в запасниках обеих сверхдержав еще сохранилось неприкосновенных, отложенных до «лучших» времен запасов ужаса? И ведь обидно. Империя рухнула, но остался пепел. Не этого, не этого они хотели, желали возрождения. А сейчас, сейчас что впереди? Средневековье? Да и то, наверное, сочли бы за счастье. Ведь радиация всюду, на тысячи циклов наперед отравление земли и воздуха.
Что потом? Полный хаос, сплошная дикость. «Прав был подлец Хромосом, действительно предвидел будущее, — внезапно вспомнил Лумис. — Не верил я тогда, хотя нейтронные „мелочи“ уже рвались. Где-то он теперь. Дай бог не встретиться больше».
Он снова глянул на экран. Вот удобство-то, не надо из укрытия вылезать: выдвижная микрокамера-перископ, сиди себе за холмом и смотри по сторонам, еще и сама сигнализирует об изменениях пейзажа. Обалдеть! Оказывается, когда техника, пусть даже военная, разрабатывается — она замечательна, а когда доходит до войск, что от нее остается? По сравнению с проектом — пшик. Наверняка и эта машина, если бы была запущена в серию, стала бы убожеством, ну, может, и не убожеством, но уж не такой, как эта. Пришли бы экономисты и сказали: «Вы что тут, в институте своем, офонарели? Сколько будет стоить такая техника? На черта такое кресло? Наш солдат в нем заснет, распустит сладко слюни и прозевает атаку. Нужно, чтобы его трясло, как в вибраторе, чтоб задница была в синяках и ссадинах, чтобы ноги было неизвестно куда опереть, а руки затекали. Вот тогда он будет настоящим бойцом, тогда он будет истреблять врагов со злобой, дабы хоть чем-то отвлечься от своей горемычной жизни. А это что — глушитель шума? Да вы чокнулись? Слух портится? У нас музыканты — в ансамбле песни и пляски Верховного командования, там их и так считать не пересчитать. Вы для чего вообще эту машину делали — для катаний с девушками на лоне природы или для боя? А если для боя, то стоять ей до этого самого боя в НЗ, а потом существовать в этом самом бою минут пять-десять, а то и менее, так на черта тогда эти удобства?»
...В наушнике пискнуло. Да, действительно, на экране возникло движение. Вот они — машины горных стрелков.
— Эй, Каро, ты там не спишь?
Каро был кандидатом наук, но сейчас обретался в боевом экипаже Лумиса. Вряд ли бы они успели за сутки подготовить нового водителя, это был не просто вездеход — он был с атомным реактором.
— Появились наши друзья.
— Вижу, у меня же тут свой монитор. Что делать будем?
— Сейчас посчитаем хотя бы передние ряды, а потом вырулим на холмик с включенной защитой, пусть приканчивают свой боеприпас впустую.
— Я вообще-то поле и не выключал, — заявил Каро.
— А не жалко энергию?
— Нисколько не жалко, она вовсе не тратится, поле возникает в момент пересечения снарядом или пулей определенной границы.
— А, — сказал Лумис.
— Лекцию по электродинамике или граничным условиям полей хотите?
— Не время. Жми на холм.
Лумис тронул кнопку, камера наблюдения бесшумно втянулась внутрь башни. Экран сразу изменил вид, теперь он демонстрировал пейзаж впереди. А над блоком управления спаренными пулеметами автоматически зажегся еще один небольшой монитор. Башня высунулась из-за естественного препятствия. И сразу там, далеко впереди, на зеленых корпусах зашевелились дула и боевые опрокинутые тарелки вражеских башен. «Господи, — подумал Лумис, — неужели эта незримая защита существует на самом деле?» Он словно чувствовал летящие в его сторону неисчислимые острые жала, сходящиеся сюда со многих-многих ракурсов. Он был местом схождения векторов, смертельных векторов, точкой мирового соединения.