Огромный черный корабль

Лумис рывком прополз еще пару метров и снова замер. Игломет с предохранителя снят. Если что: Таракан должен прикрыть огнем. Сколько же брашей в пехотном отсеке? Он пододвинул локти, хотелось поправить каску, он не сделал этого, а снова бесшумно двинулся по потресканной почве. И тут голый браш открыл глаза... Их разделяла совсем малая дистанция, взгляды встретились. Лумис взял старт с положения лежа. Рука браша рванулась к игломету. Лумис, не останавливаясь выстрелил «удушку». Резиновый зажим хлестнул, словно кнут и с невидимой глазу быстротой потянул металлизированную бечевку. Через две десятые секунды зажим ткнулся в сонную артерию пилота, и резиновые створки обхватили его шею быстро стягивающимся кольцом. Лумис резко рванул рукоятку к себе, летчик вывалился из кабины, начав биться в судорогах. Голый браш заметил, кроме Лумиса, еще и выскочившего из кустов Таракана, запаниковал и кинулся к входному люку пассажирского отсека, на ходу поворачивая в сторону Лумиса игломет. Лумис упал и, перекатываясь, открыл огонь очередью. Несмотря на быстро переворачивающийся силуэт геликоптера, он не потерял ориентацию и, отстреляв треть обоймы, вскочил на ноги. Голый человек извивался на левой лыже «Скакунка», брызгая кровью. Лумис бегом достиг пехотного отсека и вскочил внутрь. Ему навстречу ломанулся рослый детина в блестящей рыжей каске. Здесь было тесно и неудобно действовать прикладом. Лумис боевой перчаткой нанес ему прямой левый в середину лица. Детина тяжело охнул и, перекатившись спиной через ряд мягких спальных кресел, грохнулся каской об облепленную порнографией переборку, прямо под ноги одной из дамочек в прозрачной юбке. Больше в отсеке никого не было. «Задача выполнена», — подумал Лумис и перевел дыхание. Он посмотрел на безжизненно лежащего браша и, обернувшись, выглянул наружу. Таракан деловито освобождал шею пилота, лицо которого приобрело синий оттенок. Голый браш уже не шевелился, мертвой хваткой обнимая опорную штангу геликоптера. В этот момент со стороны деревни послышался взрыв.

Лумис торопливо вынул из заднего кармана бечевку, протиснулся между креслами, перевернул детину на живот, быстрым движением стянул ему руки за спиной, затем откупорил одну из бойниц, развернул и поднял кресло на нужную высоту, сунул в отверстие ствол, установил прицельную планку на максимальную дальность, хлебнул из фляги и стал ждать, когда из селения побегут выбитые ударной группой браши. Он слышал, как рядом примостился Таракан.

Ждать долго не пришлось, стрелять тоже. Шесть жалких фигур появились со стороны деревни. Слева, из кустов крапорбена рявкнул пулемет Колисмана. Он срезал их всех одной короткой очередью.

* * *

Они расположились прямо посередине деревни. По-видимому, Чистюля считал, что, раз уж заварили такую кашу, здорово маскироваться нечего и время терять тоже. Всех пленных, их набралось семеро, усадили тесной кучкой лицом к Чистюле, спиной к деревянной хижине. Из имперских парашютистов не хватало только Бобра и Колисмана, они ушли в караул. Присутствие на допросе «мальчишек»: Лумиса, Крепстона, Таракана и Тауэра — было обязательным. Выбор показательной жертвы Чистюля предоставил Босли. Вялой походкой, с полным отсутствием всякого выражения на лице парашют-мастер приблизился к пленным. Лумис видел, как сразу посерели их и без того бледные лица. Босли сверлил врагов тяжелым взглядом, словно лучевой пушкой, всех по очереди, затем, специально коверкая язык, выругался на браши. Он остановился напротив худощавого, совсем еще молодого лейтенанта, тот выглядел хуже всех, если не считать здоровенного штурмовика, которому Лумис превратил лицо в багровую кашу. У офицера была сломана рука в предплечье, и по этой причине губы выражали сплошную муку. Когда громадная фигура Босли нависла над ним, он торопливо отвел взгляд в сторону. Дико ухмыльнувшись, Босли рванул его за ворот комбинезона так, что «молния» разошлась до пояса.

— Начнем с этого гаденыша, — доложил он Чистюле.

Точило-Бэк и Бельмо в это время заканчивали приготовления к «спектаклю». Аккуратно, очень впечатляюще на большом куске зеленой материи были разложены шприцы, тюбики, плоскогубцы, лезвия, ножницы, щипцы самых причудливых форм и размеров, тут же от огня паяльной лампы нагревались угловатые железяки непонятной формы.

Чистюля, дабы лишний раз продемонстрировать свой сомнительный аристократизм и отличное знание языка, приказал подвести к нему пленного.

—Слушайте, — сказал он на браши, — вы ведь понимаете, что все равно заговорите. У этих «детишек» еще никто не молчал. Поэтому лучше сразу. Соглашаетесь отвечать?