Если бы Браст такие страсти про Мерактропию знал ранее, ни в жизнь бы не согласился участвовать в экспедиции, хотя кто бы его спрашивал, да и откуда он знал, ведь только в подводном транспорте сказали цель задания. Сейчас они с Пексманом максимально облегчали машину, снимали все что возможно. Другие занимались надуванием лодок и плотов, не ртами надували, а насосами, ясное дело. Плотики размеров приличных, еще бы, некоторые машины – до ста сорока тонн. Хорошо гаубица-стрелялка разобрана, та бы больше потянула. Мост их складной нужен для того, чтобы техника могла спуститься к более-менее чистой воде, через болотную прибрежную жижу. Вообще Циалима странная река. Если бы она такая широкая, как в середине к океану выходила, может, и внутренние области Мерактропии смогли бы освоить, а то ведь ближе к морю, она бьется на тысячеголовую дельту, каждая речушка становится так мала, что с воздуха вообще не наблюдается, за наклоненными многоэтажными деревьями-гигантами. Сама река, почти на всем протяжении, извивается по континенту, как бог на душу положит, суша ведь здесь ровная до жути, на всем материке вообще нет гор, даже средненькой высоты. А, кроме того, иногда в процессе движения река вообще преобразуется в цепочку абсолютно непроходимых болот-топей. Лишь по центру Мерактропия повышается постепенно – вся она в виде конуса, словно сыпали сверху песок, и лег он равномерно, скатываясь к краям. Так что река Циалима, хоть и самая большая здесь, но совсем несудоходна, а ведь дождей на материк валится неисчислимое множество в период муссонов. Но куда вода девается, док Геклис как-то разъяснил: впитывается она вся, как есть, в растительность двухсотметровую и воздуху обратно отдается через листочки, минуя океан, вот такое хитрое здесь туземное растительное царство, потому здесь всегда влажно, потому давление повышенное, и твари членистоногие до бешеных размеров вымахивают. А еще Геклис когда-то обмолвился, что в реках водится тритон-маэстро: назван он так за любовь к пению, в брачный сезон проявляемому, а нападает он стаями, зубы прокусывают сапог, ну, а яд парализует навсегда; нравится ему яйца свои откладывать прямо в не протухающие, всегда свежие консервы, дабы детишкам голодным, новорожденным была забава. И ведь обидно, что когда укусят и поволокут толпой, ни руку с иглометом поднять, дабы в голову собственную выстрелить, ни закричать, ничего ведь уже не сможешь. Короче таких страстей, Браст в последнее время наслушался, что республиканцы со своими летающими камерами пыток на «тянитолкаях», ни в какое сравнение не шли.
21. Кредиторы городов
Когда дым несколько рассеялся и в ушах чуточку отлегло, Лумис увидел перед собой, перекошенную от удивления морду, глав-сержанта Жабы. Повернув голову, он разглядел длинноволосый затылок, а затем пятнистые брюки заслонили обзор; что-то делалось с задней дверцей машины. В голове его все еще звенело, и он не воспринимал отборную брань, с которой рядовая по кличке Кукла налегала на рукоятку. «Цветочный революционер» лежал на сиденье в неестественной позе и Лумис испугался, что он мертв.
Щербило в носу от запаха раскаленного металла, плохо воспринимался разбитый лоб, ясно чувствовался привкус крови на губах, зубы немного ныли, так здорово они клацнули в момент взрыва. Лумис попробовал шевелить руками, но они были по-прежнему крепко пришпилены к сидению. Ничего в этом мире не трансформировалось в лучшую сторону.
Только круглое лицо Жабы стремительно менялось, превращалось в ужасную маску, глаза налились красным и наблюдаемо выкатывались из орбит. Внезапно, Лумис осознал, что она завыла, точнее выла она, видимо, давно, но раньше он плохо воспринимал звук. Выла Жаба очень громко и очень страшно.
В этот момент Лумис на мгновение ослеп: представитель амазонок технически развитого общества сумела вскрыть люк и яркий сноп света озарил кабину. Сержант Жаба застонала и прошипела чуть слышно:
– Кукла, погляди, что у меня на спине, погляди, слышишь.
– Сейчас, – в образованную чуть приоткрытой дверцей щель, рядовой боец особого батальона внимательно осмотрела улицу, ее правая рука сжимала оружие.
– Никого нет, – наконец констатировала она вслух, поворачивая голову.
– Посмотри, что у меня сзади, слышишь, – снова промямлила Жаба и вдруг зашлась икотой.
Длинноволосая резко обернулась и обозрела начальницу долгим, излучающим превосходство и ненависть, взглядом. Под этим взглядом та замерла, даже перестала икать и потянулась к выроненному игломету. Реакция у Куклы оказалась мгновенной: острый, неуставной каблук вдавил ладонь Жабы в пол и повернулся на ней с лева на право. Глав-сержант стонала, видно было, как на глаза накатываются слезинки.
– Не надо глупить, Жаба, – дьявольски улыбаясь, изрекла Кукла. – Ты свое уже отыграла.
Теперь сержант Жаба икала вдвое чаще.
– Кук... – .ла, почему... ты ме...– ня не любишь..., а?
Ее подчиненная громко, неестественно рассмеялась.
– Почему, я тебя не люблю? Жаба, где же это ты таких слов набралась?