– Что мы будем делать дальше, Лумис? Я говорю о дальней перспективе, – пояснила она наклоняясь, чтобы не задеть большущую, в пол руки, колючку торчащую из ствола гигантского кактуса.
– Уверена, что здесь не подслушивают?
Она вновь пожала плечами.
– Значит рискнем, – и глядя в ее расширенные глаза, он высказал многое, что накопил за последние дни, а скорее всего циклы. То, что он не выражал вслух еще никому. Его словно прорвало и остановиться он не мог. Часто он переходил на крик и умолкал на время, только, когда она легонько толкала его локтем. Он прикусывал губу не из опасения, в эти минуты ему было все равно, а просто по привычке, ожидая пока очередной, случайный прохожий-флоралюб удалится на безопасное расстояние. И после его, не совсем связная речь, продолжалась:
– Тебе не кажется, ну хоть иногда, что мы ввязались в какую-то бессмысленную, безнадежную войну? Не зря ли, льют кровь «повстанцы», «потрясатели основ» и все остальные, не слишком ли силен, непобедим наш противник, и более того не поощряем ли мы его своими выходками на большее ожесточение? Не хочется ли иногда тебе, Магриита, бросить это идиотское, не имеющее окончания занятие? Я знаю, нами движет прошлое, оно горит, не хочет тухнуть внутри, ищет выхода в действиях, но не есть ли это самообман? Да и ладно я, но ты? Женщина. Красивая женщина. Неужели даже тебе не хочется спокойствия? Прошлое? Оно ведь уже ушло, навсегда ушло. Я смотрю иногда на обычных, окружающих людей. Ведь они как-то живут? Вдруг мы обманываем себя и жизнь не так уж паршива. Возможно, хватит романтики великих целей. Может, даже режим смягчится сам по себе, некоторые утверждают, что он уже смягчился, и если бы не наша борьба, то совсем бы подобрел. Наши лидеры хотят перевернуть государство вверх дном, сотворить еще кучу вещей, в том числе вернуть семьи, но программа «выкорчевывания корней» вроде бы и так уже пятится обратно. Они хотят сделать всех равными перед законом, но ведь сильный так и останется сильным и слабый все равно будет пресмыкаться перед ним, – захлебываясь говорил Лумис, сегодня в нем проснулся ораторский дар. – Хорошо, допустим, я говорю «допустим» именно потому, что не знаю, как вы и мы это сделаем, ну путь: сброшен Император и разнесена в клочья финансово-милитаристическая машина. Я не буду распространяться о том, что после этого здесь окажутся браши, дело не в этом. Как изменить самого человека, – Лумис вздохнул свежего воздуха и речь его полилась с новой силой. – Все эти «антиритеры» и «потрясатели», сами же передерутся между собой, придя к власти. А головорезы Битса-Го, их ведь более миллиона. Их не переделаешь и не привлечешь в союзники, вам придется их уничтожить, истребить физически. И садистов «патриотической полиции» или профессиональных убийц из «черного шлема», тоже не перевоспитаешь? Так? Может уедем куда-нибудь подальше, доживем своё циклолетие спокойно, без всякой политики, а? Пока это не предложение, Магриита, просто размышления вслух.
– Даже жаль, Лумис, а то я уж губы раскатала. Послушай, ты ведь знаешь, что все не так. Тот, кого давят сапогом, должен сопротивляться, потому что те, кто давит, наслаждаются именно самим процессом давления и доставлением боли, дальние цели у них тоже, конечно, есть, но и процесс достижения интересен. Ты знаешь наши силы, примерно, как и я, разумеется, имеешь представления о наших возможностях. В курсе ли ты, что сейчас усиленно прорабатывается вопрос координации действий всех партий и организаций оппозиции, это будет крупная сила. У нас появится шанс. Ну, а с точки зрения личных мотивов. Я никогда не брошу, клянусь. А на счет спокойной жизни, это мы с тобой уже пробовали. Никого мы не трогали, даже больше, ты сам был «черным шлемом», а нас все равно достали. Так устроен этот поганый мир и поэтому мне иногда хочется его взорвать.
Они оба замолчали, не получился этот разговор, слишком много за ним стояло, чрезмерно много и для каждого и для обоих вместе. А вокруг красивые цветочки с экваториального материка охотились за жуками.
18. Исторический срез по живому
Лумис в охране: игломет наперевес, предохранители сняты, обойма ядовитая, каска надвинута поглубже, хотя, жарко, но так, тень козырька маскирует вершину лица, а ниже уже защитное забрало-намордник: и никто не прочитает твое нутро, у тебя его – нет.