— Зря ты оторопел, Тишка, — атаман ласково улыбнулся и поднял меня за руку. — А зятем его я поужинал денька через три. И вот приспело время его ублюдочной дочке стать твоей закуской. Жаль, в народе говорят, она родить успела. Как бы мне до выродка ее добраться? Не подскажешь? Ты частенько в городе гостил, много слышал.
Молча я сглотнул слюну.
— А! Да ладно! — Демьян залихватски махнул рукой. — Подрастет и сам ко мне придет. Никуда не денется.
— Он узнает о случившемся с его семьей и захочет отомстить. Жить будет ради мести.
— Пускай! Но проживет недолго.
— И все же я не понимаю вашей ненависти к собственным потомкам. Они ведь единственное продолжение вашего рода.
— Это черт-те что, а не потомки! — оскалился Демьян, проходя в пещеру. — Не нужно мне такое продолженье рода. Их вовсе не должно быть на свете.
— Вам видней, не стану спорить, — я увеличил дистанцию, не сводя глаз с его удаляющейся спины.
Близость стаи, утренняя сонливость, сытая расслабленность — многовато было факторов риска для нападения на вожака. Да и нервы Демьяна были предельно напряжены, он точно успел бы отразить мою атаку. Поэтому я отложил дуэль на следующую ночь.
Часа три я обдумывал предстоящее сражение, а потом позволил себе уснуть для восстановления бодрости духа.
Проснулся от удара в бедро и услышал далеко не ласковый окрик:
— Вылазь, лежебока! Все бы тебе дрыхнуть да нежиться! Пора на ловлю ступать.
Не дожидаясь следующего пинка, я стряхнул лоскутное одеяло и потянулся к сложенной в углу одежде.
— Шустрей, копуша! — защищенный доспехами Демьян «прошелся» острым мыском рыцарского сапога по моим коленям, пока я натягивал неудобную рубаху.
Настроение у него было хуже некуда. В его грубости заподозрил скрытую угрозу, и потому нацепил на пояс ножны с заговоренным клинком.
Закатные лучи обливали верхушки сосен рыжеватым, с легким розовым оттенком, сиянием, будто за тонким желтым облаком спрятался маляр и выплеснул ведро краски на небесную твердь.
Мы бесшумно пересекли сосновую рощу быстрым шагом, не переходя на бег. Демьян вел меня не на охоту, а на казнь. Угнетающее молчание не нарушалось до маленького ручейка. Если применить сравнение с человеческими разметками, мы перешли со двора усадьбы в поместный парк.
— Впервой я так сплошал… Должно, старая закалка подвела, раз я проглядел твою песью душонку. Да и Шенигла опростоволосилась, — укоризненно покосился на меня атаман. — Ну, ничего. Никто не узнает моего позорища. Дабы не умалить заслуженного уваженья, я не запятнаю твоей чести. Пускай наши мнят, будто змей схватил тебя на дольнине и унес в гнездо змеенышам.
— Опрометчиво вы доверяете адской птице, Демьян Лукич, — тихо возразил я. — Она меня невзлюбила с первой встречи. И давно науськивает вас против меня.
— Затвори собачью пасть, предатель! — оскалился атаман. — Шенигла вовсе тебя не раскусила. Али вы снюхались с нею за моей спиной… Сам я разведал истину… Да и ныне дух твой цельно тебя выдает, — он потянул воздух и брезгливо отвернулся. — Ишь, изловчился! Самого Демьяна Чепурных вокруг пальца обвел! А до чего тощой был! Ложка крови — мешок костей. Кто ж в таком дохляке узреет песью душу?!!
— Вы неправы. Я людям не служил, и не служу.
— Ты аки глист у меня завелся. И не видать, и не слыхать тебя было, покуда ты не показался во всей красе.
— Держите, сударь! — опередив Демьяна, я кинул ему в лицо перчатку с левой руки.
Я решил шуткой разбить его спокойствие и опасную сосредоточенность на предстоящем поединке.
— Это что?!! — выплюнув перчатку, инстинктивно пойманную зубами, атаман недоуменно повел носом.
— Вызываю вас на дуэль, Демьян Лукич, — с игривой улыбкой я развел сложенные за животе руки. — Мерзейшего оскорбления, нанесенного благородной особе, не может снести моя поэтическая душа. Извольте напомнить: я князь, а не глист!
— Грязь ты, а не князь, — к сожалению, Демьян быстро опомнился. — Таких князьков мы на Дону раздевали донага, вешали им на шею каменья, и спускали их в воду повеселить рыб. С тех князьков я кафтаны, сапоги да пушнину сымал, а у тебя кровь возьму. Должно быть, вкусен ты, глистенок паршивый.
Атаман обошел меня и продолжил путь, демонстрируя, что он не намерен казнить меня здесь и понимает, что я не отважусь на попытку убежать от него.
— Эх, пропадет вся ваша составная материя даром, — я догнал его и заглянул с насмешкой в непроницаемо хмурое лицо. — Я ведь когда убью вас, Демьян Лукич, и капли вашей крови на язык не положу. Она, сдается мне, горче прокисшей солянки от беспросветной злобы. А я, знаете ли, сладкоежка.
— Мели чего хошь, предатель. Тебе меня не одолеть. Я разделаюсь с тобой в два счета.