Ой, мамочки!

— Подумать только, как обрадуется твоя мамочка! — восхитилась я.

Скажу вам по секрету, Магдалина — ярая противница всех организаций, строящих свою деятельность не в строгом соответствии с канонами римско-католического права. Глупо надеяться, что все Кулинары — истинные католики.

— Элли, я все думаю: с чего это Кулинары вытянули из шляпы мое имя? Ну да, дела «Абигайль» идут неплохо, но не в мировом же масштабе, а "Книге о вкусной и здоровой пище леди эдвардианской эпохи" еще только предстоит сделать меня добрым другом каждой семьи.

— Ты себя недооцениваешь, — создавала я шумовое оформление.

Бен подался вперед, дабы дернуть меня за волосы. Однако, промахнувшись на несколько дюймов, продолжил мерную ходьбу. Проклятая половица по-прежнему скрипела при каждом четвертом шаге.

— Вся моя жизнь висела на волоске, а я даже и не ведал. Как по-твоему, Общество подсылало кого-нибудь из своих членов на контрольный ужин в "Абигайль"?

— Надо подумать.

Вцепившись в письмо обеими руками и прожигая его взглядом, Бен пытался разгадать тайный код послания.

— Помнишь, родная, я говорил тебе о том подозрительном типчике, что как-то заявился в «Абигайль»? В рыжем парике и с повязкой на глазу!

— Еще бы, я тогда до смерти перепугалась.

— О боже, Элли, он же притащился в тот самый день, когда Фредди забыл охладить салаты! — Бен исторг душераздирающий стон.

Фредди, чтоб вы знали, — это мой драгоценный кузен. Предполагается, что в ресторане он правая рука Бена. Нам пришлось пригреть Фредди на груди, поскольку он вполне достойно отнесся к тому, что дядюшка Мерлин оставил его с носом, завещав Мерлин-корт мне. Возможно, наедине с собой Фредди и колотил посуду в приступах ярости, но на людях он вел себя терпимо. Во всяком случае, ни меня, ни Бена выбросить из окна не пытался.

— Почему, скажи на милость, Кулинары не подослали своих шпионов в какой-нибудь из вторников? Ничто не сравнится с моим эскалопом — соус такой нежный, такой…

В былые времена, хотите верьте, хотите нет, я находила разглагольствования Бена о еде необычайно чувственными и возбуждающими. Теперь же я украдкой сунула в рот таблетку против тошноты. Бен любовно погладил письмо от Кулинаров, благоговейно приложился к нему губами, после чего убрал в карман.

— Милый, — встрепенулась я, вспомнив, что скоро придет пора мне вздремнуть, а я еще не вставала, — где же состоится твоя встреча с Кулинарами?

Бен потуже завязал пояс своего халата, не сводя взгляда с моего лица.

— Элли, штаб-квартира Общества находится в Соединенных Штатах Америки, — отчеканил он. — Где же еще, по-твоему, нам встречаться?

Я ошарашенно уставилась на него.

— Но…

— Элли, это же не край земли. Вспомни, как Джонас и Доркас чудесно провели время в Чикаго.

— Да, верно. — Я откинулась на подушки.

Мысль, что Бен уедет, повергла меня в легкий шок. Страдальческий вздох слетел с моих губ. Как же отчаянно я буду по нему скучать! Да и какая свежеиспеченная жена не станет роптать? Но ведь он будет отсутствовать не больше недели — в крайнем случае, две? Непрошеная волна эйфории захлестнула меня. Всего каких-нибудь несколько недель назад высшим блаженством для меня было делить с Беном постель. Теперь же мне надо очень постараться, дабы не выдать — восторженным блеском в глазах, — что я не так уж против уединения. Особенно по ночам.

Что за наслаждение — спокойно спать, не подпрыгивая и не проваливаясь в кровати всякий раз, когда ненаглядный повернется во сне или же приподнимется на локте, дабы проверить, как я там! О, а еще я смогу ранним утром прокрасться в ванную комнату и стиснуть в объятиях этот поганый кусок фаянса, и родной мужской голос не будет нежно курлыкать в дверную щель, что, мол, мы с каждым часом приближаемся к окончанию этого неприятного, но классического симптома.

Эйфория пошла на убыль. На смену ей явились неясные отголоски вины. Угрызения совести — это мой конек. Не я ли та самая женщина, которая всего два года назад, в преклонном возрасте двадцати восьми лет от роду, отдала бы тридцать лет жизни за двадцать минут наедине с мужчиной? Не я ли так мечтала о ребенке? Помнится, зажав в ладони четки, подаренные мне свекровью — якобы как сувенир из Ватикана, — я молилась, чтобы подопытный кролик сдох, пробирка перестала шипеть и пениться и на лакмусовой бумажке появилось заветное слово "Да!".