Окаянная Русь

   — Великий князь Василий Васильевич. Может, Васька Косой образумился? Может, тебя старшим братом признает? Авось до брани и не дойдёт. Обещал ведь подумать...

Василий Васильевич помешкал малость, а потом засунул плеть глубоко за голенище. Гонец не спешил разгибаться, так и стоял с повинной головой. Вот если бы так перед ним Василий Юрьевич согнулся. Простил бы!

   — Замирение, говоришь, просит до утра?.. Ладно, так и быть! Скачи к своему князю и скажи, что будет ему замирение до утра. Но не более! Если надумает помириться совсем... пусть приходит утром, всё прощу. Так и передай Ваське, только один может быть господином, остальные все младшие братья.

Гонец сел на коня и поскакал обратно, скоро пыль скрыла его от глаз великого князя.

Полки разошлись каждый в свою сторону. Главный полк вернулся в город, полк, занимавший правую позицию, ушёл к реке, левый — встал на дороге, рать Ивана Можайского распустили по посадам.

Ничто в эту ночь не предвещало беды.

Безмятежно, как в далёком отрочестве, уснул Василий Васильевич. Снилось ему розовое утро, когда солнце только поднимается из-за леса, чтобы опалить алым светом сугробы, зажечь их разноцветными огнями и подарить искрящуюся радость малым ребятишкам.

   — Князь Василий, просыпайся! Беда пришла! — Верный Прошка не мог разбудить московского князя. — Василий Косой договор нарушил, сюда идёт!

Открыл глаза Василий Васильевич и не мог понять, что за беда. Жёлтым пламенем горела свеча и казалась продолжением сна, и от её ласкового свечения в шатре было уютно и спокойно. Только испуганный голос Прошки нарушал безмятежность:

   — Васька Косой заставы побил, сейчас здесь будет!

   — Как?! — князь вскочил с ложа. Травинки запутались в волосах, но он не замечал этого.

   — А вот так! Только один отрок и уцелел. На коня вскочил и через лес к тебе прискакал.

   — Да как же он посмел?! — Великий князь спешно натягивал сапоги.

   — А вот и посмел, великий князь. Как только ты полки распустил, он на тебя и пошёл. Знает, шельма, что не одолеть нас в открытом поле, он на хитрость и решился. Сонного тебя хотел полонить.

   — Вятичи это всё! Они его надоумили договор нарушить! Не мог меня Василий обмануть! Не мог!

Князьям возражать всегда трудно, только хмыкнул Прохор в бороду и выбежал вслед за государем.

   — Где гонец?! Сам хочу услышать!

   — Здесь он, государь. Эй, Никита, поди сюда! — прокричал Прохор.

Навстречу из темноты шагнул отрок. Изрядно тощий, в рваной рубахе, он вылупил на князя глаза и с перепугу забормотал:

—Поторапливайся, государь, Васька Косой с полками сейчас из леса покажется.

Полки московского князя отдыхали. Воины сидели у костров, неторопливо вели беседу, попивали из кружек брагу. Костры, потрескивая, догорали.

   — Трубач! Трубач где?! — надрывался московский князь. — Боевую тревогу пусть трубит! Полки Василия Косого к городу подходят!

Дружина стряхнула с себя хмель. Заорали сотники, забегали воеводы, ржали кони, ахнула пушка.

   — Трубач где?! Найдите трубача! — орал Василий.

Трубач, паренёк лет семнадцати, до смерти перепуганный, спешил на крик. Запутавшись в полах кафтана, он растянулся прямо перед великим князем.

   — Дай сюда! — вырвал трубу у него великий князь.

Первые звуки боевой тревоги пронеслись над полем.

Из леса выступила рать Василия Косого. И схлестнулись полки не на жизнь, а на смерть. Бились воины до рассвета. Вместе со всеми рубился и Василий Косой: рядом падали, сражённые стрелами, ратники, а он, не ведая усталости, отбивался от наседавших всадников.

Возможно, ушёл бы Василий Косой с остатками своей дружины, да споткнулся верный конь и, ломая ноги, рухнул на землю.

Василия Косого схватили. Повязали ему верёвками руки и подвели пред светлые очи Василия Васильевича.

   — Так кто же из нас старший брат? — усмехнулся московский князь. — Первым хотел быть, на московском столе хотел сидеть. Будет тебе место на Москве! Но только в яме. Посидишь, ума наберёшься, а там посмотрим, как с тобой далее быть.

   — А не много ли ты себе позволяешь, князь? Одного брата в Коломне в заточении держишь и другого в яму решил посадить. Уж не придушить ли ты нас тайком хочешь?

Нахмурился Василий Васильевич. Горькие слова говорит Василий Косой, не успокоится, злыдень, пока жив будет. Может, дать ему испить чашу с ядом, на том и спор закончить?

   — Меня коришь, а за собой греха видеть не хочешь? Для чего же ты полки собирал? Разве не для того, чтобы со мной и с матушкой моей разделаться? Вот возьму и лишу тебя за это живота!

   — Не посмеешь, князюшка, на брата руку поднять, — засмеялся Василий Юрьевич. — Всеми проклят будешь. Отвернутся от тебя не только ближние бояре, но и собственные холопы. От церкви причастия не получишь. Народ тебя Окаянным назовёт, и уйдёшь с этим грехом в могилу, — зашептал Васька Косой.

И от этого проклятия московский князь похолодел.

   — Не убью я тебя. Но стеречь крепко стану. — И, повернувшись к стражникам, сказал: — Караулить князя пуще глаза. Пускай до Москвы пешком идёт, а если не пожелает, так копьями под седалище подтолкните.