Окаянная сила

– В грехах каюсь, – подтвердила Анна Петровна. – И покойный государь Алексей Михайлыч решил для виду смотрины устроить, чтобы обычая не нарушать. И с самых Филипповок в Кремль девок повезли, и по две, по три в день смотрел. А девки были хороших родов – князей Долгоруких, князей Гагариных, князей Сонцовых, и даже думных дворян дочери. И он их смотрел всю зимушку, а после Пасхи привезли девок из Новгорода Великого, из Костромы, из Рязани… И тогда же привезли Авдотью Беляеву из Вознесенского девичьего монастыря, где она жила при бабке, старице Ираиде, а привез ее родной дядя Иван Шихирев… И та Авдотья государю полюбилась, так что он велел ее оставить на вторичные смотрины. А тот Ивашка Шихирев всюду сказывал, что будто государь его племянницу в Верх взял, а Нарышкина с Верху свезена…

– Степанидушка! – взмолилась Алена. – Да втолкуй ты ей, чтобы про матушку мою правду сказала, а не про Ивана Шихирева! На что он мне сдался?!.

– А среди тех государевых невест были две красавицы, государева печатника Алмаза Ивановича внуки, Анна да Настасья. И их в самые Филипповки привезли. И та Настасья в Верх не хотела, а был у нее на примете купецкий сын Дмитрий Апрелев…

– Раба Настасья и раб Дмитрий! Они ж это, они, Степанидушка! – Алена ухватила Рязанку за обожженные руки.

– Не гомони! – вырвавшись, но не упрекнув, прикрикнула наставница.

Алена присела на корточки рядом с бредящей наяву старухой. Утонченный, сухой лик постницы был недвижен, одни уста едва шевелились. Не замечая, что напротив, глаза в глаза, пристроилась ее злейшая врагиня, Анна Петровна размеренно продолжала:

– И та Настасья сошлась с Натальей Нарышкиной, и подружилась, и Нарышкина, царствие ей небесное, многим с той Настасьей делилась. А Настасья была девка умная, поняла – коли Нарышкина царицей сделается, то подружку не оставит. И всё возле нее держалась, и про суженого своего ей рассказала, и Нарышкина обещала, как повенчается с государем, этой беде помочь… А я, дура старая, про то и не ведала!

Алена со Степанидой переглянулись. Во-первых, уж больно отчаянно вскрикнула боярыня, а во-вторых – сомнительно им показалось, что было нечто в Кремле такое, о чем бы Анна Петровна Хитрово не ведала.

– Ты, матушка, говори, говори… – без лишней, впрочем, нежности ободрила ее Рязанка.

– А Ивашка-то Шихирев всюду ходил, дурачище, и похвалялся, что его-де племянница уж в Верх взята… А у дурака-то, чай, и хитрости дурацкие. Племянница ему передала, что будто возили ее на двор к боярину Хитрово, и он ей руки трогал и сказал, что-де худые, вот дядя-то и всполошился. Побежал он сдуру к доктору Стефану и говорит ему – ты-де смотришь государевых невест руки, и как станешь смотреть руки моей племянницы, она перстом надавит, и ты-де вспомоги. Стефан отвечал, что смотрит-де руки доктор Данило, и побежал Иван Шихирев к доктору Даниле, и поднял шуму на всю Москву… А того не знал, что доктор Стефан первым делом боярина известил, а боярин-то Хитрово, Богдан Матвеич, давно уж государю про это дело доложил и тем его насмешил.

– Ты про Настасью-то, про Настасью… – одернула старуху Рязанка, чтобы этого не сделала Алена.

– И тогда собрались мы тихохонько – Милославский князь, Иван Михайлыч, еще Богдан Матвеич, еще третья я, грешница. И поговорила разумненько, и вот что у нас вышло – нельзя Наталью Нарышкину в Верх пускать, на ее подоле Артамошка Матвеев туда же въедет! Родня ж он ей! Анютку, племянницу жены его, Авдотьи, за Федьку Нарышкина отдали, а он Наталье дядя родной. Всюду узелки завязались, одни узелки… Никак нельзя Артамошку допускать…

И замолчала старая боярыня, хитрица первостепенная, и смешались, видать у нее в голове события давние с последними, и понесла она околесицу об антихристе, которого несомненно должен привести за собой боярин Матвеев.

– С этим, матушка, – к попу! – прервала ее Рязанка. – Ты говори, что Милославские против Натальи Нарышкиной затеяли!

– И против Настасьи! – добавила Алена.

– Да уж что тут успеешь затеять? – горестно спросила сама себя Анна Петровна. – Государь вроде заколебался, кого брать, Нарышкину или Авдотью Беляеву, и этого нам упускать никак нельзя. Не то еще и третья зазноба объявится. Коли Беляеву возьмет – родню ее нищую по дальним воеводствам уж как-нибудь распихаем, дядюшке ополоумевшему рот жирным кусом заткнем. И порешили мы Нарышкину зельем извести. А на тот случай, что дельце всплывет, сделать так, будто бы ее Ивашка Шихирев извел. И пошла я к подружке Натальиной, к Настасье, и посулила ей денег, и уговорила ее подлить Нарышкиной в питье зелья, и сама дала в маленьком пузырьке. А того не знала, что у нее вся надежда на то, что Нарышкина царицей станет и замуж за Дмитрия Апрелева ей выйти пособит! Она-то не проболталась, а я-то в ум не взяла, как можно государевой невесте о купецком сыне помышлять!

– Я, выходит, роду Апрелевых? – неуверенно спросила Алена, но ответа не дождалась – боярыня заговорила об ином.