– Беги сама, Аленушка! – был ответ из дупла. – А я пострадаю!
– Я те пострадаю! – прикрикнула на отшельника Алена и с неожиданной силой вцепилась ему в руку.
Сопротивляясь и не желая покидать дупла, батька Григорий ухватился изнутри за ствол, да, видно, прогнило его жилище насквозь – и не так чтоб сильно потащила его Алена, а рванула порезче – и вынула из убежища вместе с немалым пластом коры. Чуть они вдвоем, и с корой в придачу, в обнимку не покатились по полянке да не влетели в кострище.
– Образа! – вскрикнул, барахтаясь, батька Григорий. – Образа наземь рухнули!
И, высвободившись, метнулся к дуплу, в которое теперь можно было попасть не через узкую щель, а через целые ворота.
Алена вскочила на ноги и увидела наконец устройство дупляного жилища.
Пол был весь покрыт трухой, отшельнику по щиколотку, и лежала на трухе рогожка, которой, он, надо думать, покрывался, когда засыпал, свернувшись клубочком.
Сейчас же батька Григорий, стоя на коленях, обдувал два темных небольших образа, которые от Алениного рывка и впрямь свалились. Труха попала за грубые оклады, откуда ее не то что дуновением, а, пожалуй, и тонкой иглой было не выковырять.
– Бежим, Гришенька! – воскликнула Алена. – Вот же они идут! Я уж голоса слышу! Ведь пожгут тебя, дурного!
– Поздно! – отвечал Гриша. – Пришли уж. Держи образ.
И впрямь – поздно было. На полянку ввалились мужики. Расступились, выпустили вперед попа, и он встал, широкий да сопящий – видать, не привык по лесным пригорочкам шастать.
Гриша, держа перед собой другой образ, шагнул из дупла им навстречу.
– Срамотища-то! – изумленно воскликнул кто-то.
– Ты и баб так встречаешь – без порток? – глумливо поддержал другой мститель. – Оно и сподручнее!
– Тако повелел Бог и Исайе ходить нагу и необувенну, – звонко и уверенно произнес юный батюшка. – И Иеремии обложить чресленник о чреслех, и иногда возложить на выю клади и узы, и сим образом проповедовать. И Осии повелел пояти жену блуждения и паки возлюбити жену, любящую зло и любодеицу!
– Батька Пафнутий! – воззвал к попу первый мужик. – Чего это он про любодеиц?
– Кто про что, а вшивый – про мовню! – вмешался глумливый голосок, и мужики, хоть не желали, а рассмеялись.
– Ты ли тот еретик, что живет в дупле и кличет себя Гришкой? – для верности уточнил ясковский поп.
– Григорием, не Гришкой, меня покрестили, а не сам себя кличу, – возразил Гриша.
Алена, пока еще не замеченная мужиками, выглянула из дупла.
– Гришка, стало быть, мал еще Григорием величаться. Может, и по отчеству тебя чествовать? – глядя сверху вниз, осведомился поп.
– У Господа отчеств мирских нету, все мы – его, Божьи дети и одно нам отчество – Божьи, – отрубил Гриша. – А иное всё – от нечистого!
Алена так и ахнула.
Батька Григорий сам набивался на огненную погибель.
Ясковский поп Пафнутий от такой наглости даже рот приоткрыл.
– Ну, ты, еретик!.. – загремел вдруг он, тыча перстом в бесстрашного Гришу. – Писание толковать взялся! Да кто ты есть, чтобы Писание толковать, пес? Кто тебя рукоположил? Шатаешься меж двор, аки шпынь ненадобный! Людишек смущаешь! Баб беспутных привечаешь! Ишь, в дупло забрался, святитель голоштанный! Может, у тебя там и теперь девки зазорные?
– Это в тебе сейчас бес говорит, – спокойно и даже с сочувствием отвечал Гриша. – Силен бес-то, а? Всего ему мало! Погляди, каково чрево тебе твой бес напихал! В двери-то как пролазишь, бесталанный? А я живу чисто, в посте да в молитве, за то ко мне православные и тянутся…
– Ты – чисто? – Попа уж вовсе повело куда не след. – Бабы молодые к тебе тайно бегают – чисто? Антихрист ты, гроб повапленный! До патриарха дойду – а тебе не жить!
– Зачем же до патриарха, батька? – прозвучало вдруг за спиной у попа. – Нешто сами не осилим?
– Лес бы не занялся… – подал голос кто-то осторожный.
– Не летний жар – не займется!
– В дупло его – и хворостом обложить!
– Ну-ка, тихо, православные! – вмешался ясковский поп, но не слишком сердито. – Берите и вяжите чертова угодничка! Первым делом – к воеводе его! Ишь, выдумал – бабы с девками к нему бегать будут! Ну, кто с веревками?
– Да нет веревок – жечь ведь собирались!
– Жечь не велено. А вот мы его, пса, к воеводе – и пусть там на дыбу вздернут, пусть дознаются, откуда он, нехристь, на наши головы взялся! Блядин сын, страдник! Туда же – слово Божье толковать!
Батька Пафнутий шагнул к Грише и замахнулся. Тот стоял с образком в руках и бесстрашно глядел прямо в свирепое лицо. Видно, всей своей беды еще не осознавал.
Вдруг Алена почувствовала, что может одним криком прогнать и попа, и мужиков с полянки, да что с полянки – вовсе из лесу на веки вечные выжить! Откуда пришло к ней это – она не понимала, да и не до понимания было. Словно бы хрипловатый голос лесной брезгливо буркнул: «Гнать их в три шеи, засранцев…»
– А ну, замолчи сей же час! – выскакивая из дупла и заступая попу тропку к Грише, выкрикнула Алена. – Ты что это раскричался? Бога не боишься? Есть над тобой Бог! Он тебе на людей лаяться не дозволит! Замолчи!
– Гляди – девка! Праведник-то, а? Девку в дупле держал! – загомонили мужики.