Океан и Деградация (СИ)

Выхожу за порог, босыми ногами шаркая к ванной комнате. Передвигаюсь, как деревянная, буквально ощущаю скованность своего тела и свою неспособность свободно контролировать его. Оглядываюсь лишь раз, когда оказываюсь рядом с порогом ванной. За спиной по-прежнему никого, и с облегчением выдыхаю, сморщившись от жгучей боли в горле, когда прохожу в помещение, заранее включив свет.

Здесь пахнет лимоном. Стены уложены светло-желтой плиткой, на полу мягкий коврик. Ванна и раковина из белого мрамора. Изучаю комнату, не совсем доверяя своим глазам, ведь никогда прежде не имела возможности находиться в столь убранной и приятной на вид ванной комнате. Поворачиваюсь лицом к стиральной машинке, долгие минуты исследуя взглядом цветы в горшках, что стоят на ней. Это так… Странно. Будто жизненная необходимость Роббин — создавать уют. Везде.

Подхожу к раковине, не обнаружив на её дне темно-оранжевых разводов. Значит, вода здесь нормальная, так? А то дома мне приходилось пить ржавую…

Сжимаю сверкающую на свету лампы ручку крана, предприняв попытку повернуть её, но с горечью осознаю, что мне не хватает сил. От этой мысли, будто усиливается сухость в горле, и мое желание пить удваивается в разы. Вытираю обветренные губы ладонью, которую после прикладываю к горячему лбу. Слишком жарко. Повторно стараюсь открыть кран, но тщетно. Кажется, придется спуститься вниз.

Мысленный поток обрывается, и я коротко стреляю взглядом в сторону двери, которая открывается — и на пороге является очень сонный парень, который явно не до конца осознает, что уже покидает кровать. Темные волосы взъерошены, на щеке отпечаток складок наволочки, как и на татуированных руках. Всё та же белая мятая футболка и черные джинсы. ОН уснул прямо в одежде?

Я тоже так поступаю.

Парень вроде хмур. Он не переносит яркого света лампы, поэтому морщится, ладонью сдавив затекшую шею:

— Ты рано встаешь, — хрипло произносит, без скованности проходя внутрь ванной комнаты, а я отступаю назад от раковины, взглядом врезаясь в пол под ногами. Вот так непринужденно он заходит, будто мы давно являемся соседями по дому. Хотя… Он же здесь живет, поэтому его спокойное поведение оправдано. Я — лишний человек.

— Понятно, почему моя мать выбрала тебя, — тянет руку к крану, осекшись, и смотрит на зеркало, сохранив мгновение молчания:

— Ужасно прозвучало, — сам признает это, повернув ручку крана. Без труда. Вот так вот просто. Я моргаю, пристальным взглядом наблюдая за тем, как парень регулирует температуру воды, не желая умываться ледяной, и, думаю, мой надзор и заставляет его замереть, набрав в ладони прозрачной жидкости. Кажется, он смотрит на меня через отражение в зеркале, иначе как бы он обнаружил мое наблюдение, не поворачивая головы?

Ситуация обретает больший дискомфорт. Я нервно сглатываю, сцепив пальцами ткань свитера, и не знаю, как поступить? Может, лучше выйти? Чувствую себя неуютно. А вдруг он умоется, оставив воду включенной для меня, а я потом не смогу повернуть ручки, чтобы закрыть её?

Парень бегает взглядом по зеркалу, изредка врезаясь им в меня:

— Я могу зайти после тебя, — не сомневаюсь, я явно выражаю растерянность, но вовремя хмурю брови, скрыв боязливую скованность под сердитостью, и ниже опускаю голову, быстрым шагом рванув к порогу, чтобы покинуть прохладное помещение. Да, меня шатает, да, голова тут же идет кругом, но я миную коридор, оказавшись у двери выделенной для меня комнаты. И напряжение никуда не пропадает при виде женщины, которая оглядывается, находясь внутри помещения. Она улыбается, с довольством подметив:

— Ты так рано встаешь? — отворачивается, чтобы раскрыть шторы и впустить больше света в комнату. — Я сделала завтрак, — оповещает. Мне не особо нравится, что кто-то имеет доступ в помещение, которое должно быть моей личной зоной безопасности, но каждый раз отдергиваю свое возмущение, вспоминая, что это вовсе не мой дом. Я не имею права голоса.

Реагирую на ее предложение коротким кивком, на самом деле, не представляя, каким образом буду выживать с тем режимом питания, который принят в этой семье. Кажется, они и завтракают, и обедают, и ужинают. Причем, хорошо и плотно.

— Нормально спалось? — раннее утро, а Роббин уже выглядит опрятно и ухожено: на ней идеально выглаженная блузка голубоватого оттенка и белые брюки, волосы собраны в хвост.

Вновь киваю, отходя в сторону от двери, к порогу которой направляется женщина, приятно улыбаясь:

— Вот и славно, — честно, меня охватывает паническое подозрение, что она без труда раскрывает мою ложь, но не предпринимает попытку просверлить дыру в моем сознании, чтобы добраться до моего истинного состояния.