— Ты… — начинает жестко шептать, с угрозой врезавшись взглядом в профиль лица сына, который с довольной улыбкой подается вперед, сев прямо и подобрав ноги под свой стул:
— Утро добрым не бывает, — ставит локти на стол, взяв вилку. — Если ты живешь с ней под одной крышей, — он говорит о матери, но смотрит на меня. Женщина пялится на сына, ничего не выражая, и парень сдается, подняв ладони:
— Молчу.
Роббин закатывает глаза — и они принимаются завтракать, продолжая мельком подкалывать друг друга по поводу всяких мелочей. Я пытаюсь хотя бы сделать вид, что кушаю, но от привкуса укропа на языке ответная реакция организма усиливается, и ликую, ведь никто не замечает, как прижимаю ладонь к губам, морщась, ведь Роббин оповещает сына:
— У меня сегодня ночная смена, — активно пережевывает пищу. — Я возьму машину.
— Эй, — парень тянет, недовольно хмурясь. — Закажи такси. Мне нужен автомобиль сегодня.
— Вечером? — женщина пристально смотрит на сына, который кивает, повторяя:
— Вечером.
И Роббин указывает на него вилкой, качнув головой:
— Ты никуда не поедешь в понедельник, — строго произносит. — Никаких гулянок, — в её голосе возникает больше давления, поскольку парень закатывает глаза. — Это рабочая неделя.
— Ты и в выходные меня не часто пускаешь, — возникает в ответ.
Я невольно наблюдаю за их общением, впервые за столько лет испытывая к чему-то интерес. Они так похожи. Даже эмоции проявляют одинаково.
— Прекрати жаловаться и ешь, — Роббин хочет поставить точку, и обращает внимание на меня, мягко улыбнувшись. — Тея, кушай, — двигает мою тарелку ближе ко мне, а я нервно киваю, вернувшись из забытья.
— Я могу отвезти тебя на работу, а потом… — парень не сдается, но женщину не переубедить:
— Укатить хрен знает, куда? — стучит вилкой по тарелке. — Нет, Дилан. Сегодня и последующие дни ты никуда не выходишь.
Он смотрит на неё, приоткрыв рот, и сощуривается, пустив смешок:
— Злая ты женщина, — отворачивает голову в момент, когда мать обращает на него резкий взгляд. — А ведь в больнице работаешь.
Вижу, как Роббин пальцами перебирает ткань влажной тряпки. Кажется… Она сейчас сунет её ему в рот…
Парень вновь переводит взгляд на мать, лицо которой тут же озаряется улыбкой:
— Ешь, милый, — активно хлопает ресницами, и Дилан, так? Он пародирует выражение её лица, под конец скривившись:
— Искра, буря, безумие, — усмехается, указав на меня вилкой. — Ты всё ещё хочешь жить здесь?
И получает по затылку влажной тряпкой. Я вздрагиваю, чуть не выронив столовый прибор, напуганно смотрю на женщину, которая вот-вот лопнет от негодования, а парень… Он улыбается, никак не реагируя, будто ожидает подобного от матери, и та нервно складывает во второй раз ткань, выдохнув:
— Тея, я забыла тебя предупредить об этом типе, — мы встречаемся взглядами. — Не волнуйся. Если он будет вызывать у тебя дискомфорт, то я найду, куда его сплавить, — улыбка. Приятная.
Дилан переводит на неё внимание, задумчиво хмурясь:
— Я — твой сын, — напоминает, на что Роббин огорченно вздыхает:
— По больному режешь, — и не позволяет парню продолжить говорить, обратившись ко мне. — Тея, я собираюсь в магазин сегодня. Не хочешь со мной? — поднимаю на неё взгляд, прекратив ворошить листья салата в тарелке. — Чего дома торчать? Заодно покажу тебе местность. Ты же никогда не была здесь, верно?
Моргаю. Головная боль усиливается, я… Я не успеваю обрабатывать её слова, осваивать информацию, и успеваю схватиться только за последнюю фразу:
— Нет, — шепот слетает с губ. Продолжаю смотреть на женщину, и она, думаю, понимает свою ошибку, разглядывая на моем лице растерянность:
— Извини, я очень быстро говорю, — виновато потирает ладони. — Постараюсь приспособиться к тебе, — это не её вина. Просто… Я, мягко говоря, «особенная». Меня так называют, чтобы не задеть мои чувства. Проблема лишь в том, что задеть меня нельзя. Я ничего не ощущаю. Как говорит доктор: «Из-за травмы головы и стресса пациентка эмоционально отупела».
Но это ничего. Я не чувствую себя обделенной или вроде того. Наоборот, в этом изъяне много плюсов.
— Удачи, — парень пускает смешок, сунув помидорку в рот. — Ко мне ты так и не приспособилась.
— На убийство не провоцируй, — Роббин искоса смотрит на сына, начав хрустеть салатом. Дилан бросает взгляд на настенные часы и хмурится, задавшись вопросом:
— Не рановато ли для смертей?
— И в кого ты такой противный? — только и может вздохнуть в ответ женщина, смирившись.
— Ну… — парень размышляет вслух. — Моим воспитанием занималась ты, так что…
И тут женщина не на шутку разгорается злостью, даже бросив вилку в тарелку, и туловищем поворачивается в сторону сына, чтобы высказать ему всё, что терзает её глотку:
— Ты… — но не успевает, ведь парень поднимается со стула, рукой обняв женщину за шею, прижавшись виском к её виску с довольной усмешкой:
— Спасибо, я наелся, — он издевается? Кажется, да. Ведь Роббин краснеет от жара, охватившего её по причине злости, а этот тип идет наперекор ситуации, совершая неожиданные поступки.