Океан и Деградация (СИ)

Не стучусь. Открываю дверь только после того, как пару раз совершаю глубокий вдох. В палате распахнуты шторы, яркий белый свет ослепляет. Морщусь, переступив порог одной ногой, и встаю на месте, с безразличием уставившись на Норама и Дилана, которые сидят на кровати по обе стороны от Брук. Реин выглядит немного лучше. По крайней мере, к ней вернулась сознательность. Они над чем-то смеются. Что-то, что Брук показывает им в своем телефоне, вызывает очень яркие эмоции на их лицах.

Задумчиво щурюсь. Реин… на самом деле, она… смею предположить, девушка постоянно пребывала во внимании Дилана и Норама. Она — их центр. Не знаю, как так вышло и что этому поспособствовало, но то, как ребята реагируют на неё, говорит о многом. Возможно, всё дело в их близких и не совсем правильных отношениях.

Девушка громко смеется, когда Норам пытается отнять у неё телефон, лишь бы не видеть экран:

— Господи, зачем ты всё это хранишь?!

Фотографии. Догадываюсь. Старые фотографии. Скорее всего, на них запечатлены они. Хмурюсь. У них общее прошлое, это здорово, но сейчас их объединяет лишь чувство ностальгии. Они давно не те ребята, какими были пару лет назад, у них давно не те отношения и есть ли смысл плавать в воспоминаниях? Ностальгия — это прошлое. Прошлое — не товарищ иному настоящему и будущему. Если ты зациклен на прошлом, то не сможешь менять что-то в дальнейшем. Невольно задерживаю опечаленный взгляд на Дилане. Он так… зависим от всего этого. И я уверена, он страдает от осознания, что всё уже не так. Уверена, была бы возможность, он бы вернулся в прошлое и застрял бы в нем, только бы сохранить постоянство, дарующее ему защищенность.

Роббин, конечно, немаловажна для него, но Норам и Брук — это отдельный мир, в котором О’Брайен по-прежнему хочет обитать, ведь в нем ему комфортно.

Смотрю на Норама. Интересно. А какого мнения придерживается он?

Смотрю на Брук. И окончательно убеждаюсь в своем предположении: Реин привыкла иметь их рядом. Она хочет их рядом. Как было всегда. Хочет их обоих.

Дэн прав. У этих троих особые отношения.

— Привет! — Брук первая замечает мое присутствие. Отмираю, но пелена серости не сползает с глазных яблок, продолжая затягиваться. Реин выглядит такой счастливой, ведь она снова — центр.

Невольно сжимаю зубы.

Раздражает.

Норам с улыбкой приветствует меня жестом ладони, после чего опять пытается отнять у Реин телефон под её визгливое противостояние, а Дилан (да неужели?) обращает на меня весьма спокойный взгляд:

— Мы протащили мимо врачей вредной еды, — кивает на кровать Брук. В ногах лежит спортивная сумка. В палате пахнет чем-то жаренным. — Садись, поешь, — парень двигается, приглашая сесть рядом с собой, и его пихает в плечо Норам, негодующе ворча:

— Смотри! — сжимает ладонь хихикающей Брук, чтобы придвинуть телефон к другу. — Помнишь? Ты каждый раз, когда напивался, засыпал в ванной.

— О-нет, — в одно слово молвит О’Брайен, из-за чего смех Реин заполняет помещение до потолка, заставив меня сморщить лоб.

Опускаю взгляд. Дилан не спрашивает, как прошел мой осмотр.

Брук обращается ко мне с беспечной улыбкой:

— Угощайся.

«Угощайся», ведь ты, Тея, всего лишь гость в их кругу.

Не моргаю, перебирая влажными пальцами край свитера, и с губ всё-таки слетает:

— Я не голодна.

Оно охватывает меня. Знакомое чувство беспомощности и печали. Недовольства, злости. Я теряю веру в себя и… мне хотелось бы ощутить поддержку. Знаю, как это примитивно. Необходимо научиться быть самодостаточным, чтобы не требовалось помощи извне, но… на данном этапе реабилитации, пока во мне нет веры в себя, любви к себе и пока мое мнение о происходящем окончательно не сформировалось, мне нужен источник поддержки — человек, который будет верить в мои силы вместо меня.

А вместо желания открыться меня охватывает раздражение и агрессия. Апатия накатывает волнами, окутывая коконом из темных мыслей Деградации.

В салоне тихо. О’Брайен спокойно ведет автомобиль, не отвлекаясь от дороги. Мой взгляд бессмысленным образом примерзает к стеклу окна. Сижу рядом, а возникает чувство, что самостоятельно копаю между нами глубокий овраг.

Прикрываю веки, пальцами коснувшись лба. Голова, не прекращая, болит с самого утра. Давяще и ноюще. Мне тревожно и потому, что я забрала их — два косяка, как понимаю, в запасной упаковке. Если когда-то Дилан заметил пропажу нескольких сигарет, он наверняка сразу же обнаружит отсутствие травки.

Интересно. О чем он сейчас думает?

— Всё нормально? — Дилан заговаривает, когда машина заезжает на асфальтированную стоянку перед гаражом дома Эркиза. Непроизвольная попытка сглотнуть — проходимость кислорода ухудшается. Шмыгаю носом. Откашливаюсь. Дилан посматривает на меня вроде беспечно и выражает неподдельное замешательство:

— Что такое? — глушит мотор, уже полностью отдавшись вниманием моей персоне. Кончик языка сам принимает решение нервно скользнуть по нижней губе, после чего зубами стискиваю её, долго собираясь с мыслями: