— Хорошо, — отчасти. — Только придется отработать две ночные в выходные, — касается ладонью затекшей после сна шеи, начав мягко массировать.
— Пиздец, — Дилан сердито процеживает, бросив перчатки на тумбу, а Роббин поднимает на него возмущенный взгляд:
— Следи за языком.
Парень поворачивает голову, натянуто улыбнувшись:
— О, какая досадная участь, мисс, — спрыгивает с кровати, своим отвратным поведением заставляя женщину устало закатить глаза. У неё нет сил, чтобы эмоционально бороться с ним, да и он сам не в настроении.
— Тея нормально кушала все эти дни? — наблюдает за тем, как её сын поднимает тяжелую коробку с баллончиками, направляясь с ней к столу:
— Ты же знаешь, что она не ест, — ворчит. — Она постоянно оставляет тарелки с едой, — громко ставит на поверхность стола, прямо на учебники и тетради. — Мне кажется, она не особо стремится поправиться, — с каждым сказанным словом его голос ворчливо грубеет. — Не нравится она мне.
— Она не понимает, что больна, — Роббин начинает говорить с ним мягче и тише, чтобы не спровоцировать проявление еще большей нестабильности. — Это нормально.
— В чем смысл её реабилитации? — Дилан явно не в духе. — Бред какой-то, пустая трата времени, — перебирает баллончики, трясет у своего уха, чтобы проверить, какие скоро закончатся.
— Дилан… — Роббин оглядывается на дверь, тоном прося его придержать язык.
— Она сдохнет здесь, а нам отвечать, — парень роняет несколько баллончиков, и Роббин вздрагивает, когда он зло пинает их ногой под стол. — Лучше верни её, пока есть возможность.
Женщина резким взглядом врезается в его лицо, опустив руки вдоль тела, и еле выдерживает, чтобы не ударить сына:
— Она не вещь, — тише, Роббин, обида и недовольство берут верх. — Достал, придурок, — окидывает его взглядом, полным разочарования, и разворачивается, направившись в коридор. Дилан стоит на месте, смотрит в пол. Пальцы нервно сжимаются, стискивая ладони в кулаки. Короткий глоток воды во рту. Пропускает тяжелое дыхание, не возвращающее ему внутренний контроль. Хочет прикрыть веки, но отвлекается на медленно выкатывающийся из-под стола баллончик краски, что ударяется о его ногу. С напряжением сжимает зубы, рывком подняв его, и разворачивается, хорошенько размахнувшись. Бросается в сторону раскрытой дверцы балкона, ощутив, как от напряжения в мышцах появляется покалывающая боль. И секунда не успевает пройти, как по ту сторону окна слышится испуганный короткий крик. Дилан опускает руки, застыв, и раздраженно выдыхает, прикрыв веки:
— Черт, — шепчет зло, когда быстрым шагом двигается к балкону, выходя на него, и опирается руками на перегородку, наклонившись вперед, чтобы уставиться на девушку в клетчатой рубашке, которая приседает на одно колено, пальцами коснувшись баллончика с краской. Парень нервно облизывает губы. Откинуть свой внутренний шторм не выходит, поэтому он даже не старается фальшиво улыбнуться:
— Не ушиб? — подается вперед, зная, что не услышит отсюда девушку, которая вскидывает голову, щурясь из-за бледноты неба. Недолго задерживает внимание на парне, опускает лицо, и шепчет под нос:
— Лучше бы ушиб…
— Что? — Дилан сильнее наклоняется вперед, морщась от головной боли, что резко пронзает виски. Тея поднимается на ноги, взяв баллончик в обе руки, и вновь поднимает голову, чтобы взглянуть на парня:
— Ничего.
***
Кручу в руках баллончик с синей краской. Подхожу к порогу комнаты Дилана и первым делом обращаю внимание на стену, измалеванную темными цветами. Он ничего не хотел изобразить, как мне кажется, но похожее самовыражение мне знакомо. Когда меня переполняют какие-то эмоции, обычно, негативные, я не могу сконцентрироваться и нарисовать что-то конкретное. Начинаю просто малевать красками, по итогу имея каракули и непонятные маски. Пахнет немного необычно. Не совсем красками. Сам парень торчит у стола, перебирая баллончики в коробке. Оглядывается, пальцами оттянув завязанную на шее бандану, поморщившись, будто бы она мешает ему нормально дышать:
— Merci, mademoiselle (франц. «Благодарю, мисс»), — натянуто улыбается, совсем не похоже на проявление искренних эмоций, но я ничего не говорю на этот счет, решая, что это не мое дело. Лишь наклоняю голову набок, подходя к столу, протянув Дилану баллончик. Парень берет его, обращая внимание на моё вопросительное выражение лица, поэтому поясняет:
— Это французский, — закрывает коробку.
— Знаешь его? — я не перестану поражаться новым фактам об этом вроде как неприятном типе, если судить по его внешнему виду и поведению. Поразительно, но он не перестает удивлять.
— В процессе изучения, — опускает коробку на пол, ногой пихнув под стол, и разворачивается, кажется, он чем-то занят, но не оставляю его в покое, с любопытством последовав за ним:
— Зачем? — не смущаюсь задавать вопросы. Это вторая моя особенность, раздражающая людей. Дилан приседает у кровати, вытаскивая из-под неё коробки, которые начинает раскрывать: