Океан и Деградация (СИ)

— Просто так, — признается, перерывая баллончики. — Я не часто задумываюсь над тем, что делаю, — поднимает те, что с синей краской, и трясет у лица, проверяя, сколько осталось внутри жидкости.

— Способ чем-то занимать себя? — догадываюсь, изучая содержимое коробок, которые он открывает. Нет определенной сортировки вещей. Книги свалены с красками и старыми упаковками сигарет. Не буду перечислять все те предметы, которые вижу, просто отмечу то, что здесь творится полнейший хаос. Он не содержит вещи в порядке. Не удивлюсь, если открою шкаф с его одеждой, то оттуда повалится обувь. Странно, что у такой трепетной к чистоте и порядку женщины столь неаккуратный сын.

— Наверное, — он выкладывает баллончики.

— И сколько языков ты знаешь? — перевожу внимание на небольшую оторванную голову плюшевого пса.

— С чего ты взяла, что я знаю несколько? — парень хмурится, задумчивым взглядом стрельнув мою сторону, не отрываясь от своей работы.

— Не знаю, — приседаю на корточки, без разрешения взяв из коробки небольшую голову, из которой тут же начинает выпадать вата. — Исходя из твоего суждения, ты много, чем занимаешься, — аккуратно впихиваю обратно. — Вряд ли ограничиваешь себя одним языком.

О’Брайен набирает в руки баллончиков, поднявшись, и я встаю на ноги, продолжая изучать голову пса. Где остальное тело? Парень будто с подозрением щурится, может, обдумывает сказанное мною:

— Ещё три, — дает ответ, повернувшись ко мне спиной, чтобы направится обратно к столу, а я вскидываю голову, удивленно хлопая ресницами:

— Ух-ты. Ты и правда гений, — не могу не признаться в этом. Со стороны Дилана — короткий смешок. Он продолжает разбираться со своими красками, пока я опускаю голову пса обратно, вновь обратив свой взгляд на стену:

— Роббин уже решила, как накажет тебя? — указываю пальцем на стену, а О’Брайен цокает языком:

— Она в процессе создания идеальной пытки.

Моргаю, подходя ближе к стене, чтобы рассмотреть, как переливаются оттенки:

— В таком случае, — шепчу. — Думаю, заставит тебя сидеть со мной.

И почему-то чувствую себя необычно, когда слышу, как Дилан смеется. Я ещё не слышала, чтобы он таким образом реагировал, поэтому резко оглядываюсь, чтобы по выражению его лица понять, какие эмоции он выражает. Но смех резко обрывается. Дилан еле поворачивает голову, коротко взглянув куда-то в сторону, но понимаю, что он краем глаз смотрит на меня, вновь отвернувшись. Хмур. Думаю, мне стоит уйти.

Начинаю отступать назад, нервно моргая:

— Пойду, помогу Роббин с готовкой, — запинаюсь, поторопившись покинуть комнату.

Дилан ничего не отвечает, продолжив держать в руках баллончики. Не шевелится. Замер.

Я выбираю идеальную тактику. Мне требуется больше свободы, отсутствие постоянного наблюдения и контроля, чтобы добиться своей цели, поэтому хорошо, что я решаю лгать. Радует то, что Роббин, вроде, хороший человек. Она не особо наседает на меня, не следит за каждым моим движением. Её можно обвести вокруг пальца. Таких медсестер было множество там, откуда меня привезли, поэтому не составит труда подстроить ситуацию под себя.

Первым делом, мне требуется убедить Роббин, что я открыта и честна перед ней. А дальше всё пойдет, как по маслу.

— Не обожглась? — женщина выглядит лучше. Она бодро передвигается по кухне, радуясь тому, что я сама предлагаю свою помощь. Видно, ей охота сблизиться со мной. Что ж, это сыграет и мне на руку, поэтому подыгрываю женщине, правда, против своей натуры мне не пойти. Я остаюсь скованной и молчаливой, качнув головой. Потираю пальцы, которыми коснулась края сковородки, и подхожу к чайнику, пытаясь поднять, чтобы разлить кипяток в кружки. Но не могу. Тяжелый.

— Тебе уже легче находиться здесь? — Роббин хочет услышать желаемое. — Ты приспособилась? — она нарезает овощи, поглядывая на меня.

— Ну… — и я дам ей желанное. — Мне здесь нравится, — оставляю чайник, решая пока найти упаковку чая.

— Рада слышать, — женщина берет лопаточку, проверив, не подгорает ли яичница. — А тебе идут мужские вещи, — вдруг подмечает, изучая мой внешний вид. — Я в юности тоже носила вещи своих братьев. И парней. Женская одежда мне не особо нравилась. Она то слишком облегала, то слишком открывала. Не люблю я, когда тело оголено где-либо.

— Я тоже, — остаюсь скованной в проявлении эмоций, оттого выгляжу неловко, в то время как Роббин тепло улыбается, оповестив меня:

— Завтра взвесимся утром, — и оглядывается на порог, мимо которого проходит Дилан. Я кладу в кружки пакетики, недолго обдумывая её слова. Утром выпью литр воды. Или два. Сколько влезет. Тогда проблем не будет при взвешивании.

Слышу, как звонко гремит связка ключей. Роббин берет полотенце, вытирая руки, и шагает к порогу, чтобы переговорить с сыном:

— Ты куда-то собираешься? — тот, наверное, молча кивает, поэтому женщина задает следующий вопрос:

— Куда? — и тут же пропускает недовольный вздох. — Только обещай мне, что…