Читаем Океан пурги полностью

а время – оно-то ведь было всегда:

глотками его не испить.

О счастье мечтаем, к счастью стремимся

В ужасах ночи и солнечным днем,

Мечемся всё и чего-то боимся,

В счастье играем, но в нём не живем.


............

За бегущим днём бегу я.

чтобы только не отстать,

чтоб догнать тебя такую,

а догнав, поцеловать…

На бегу, на бегу я

вижу я тебя другую,

не такую, не такую,

как на самом деле есть.

Впрочем, ты сама не можешь,

мне сказать, что тебя гложет,

и зачем тебя тревожит

всякая дурная весть?..

........

Был бы толк, да втолкан весь-

хоть на гвоздь его повесь.

Ни бегущим, ни ползущим

не окажут в жизни честь.

Так же как просящим, ждущим…

Путь осилит лишь идущий.

.........

Я шепчу тебе: «Афродита!»

Тебе чудится: «А иди ты…»

И конечно, обида в комок.

И конечно – все нервы на сцену,

этой фразочкой, словно поленом,

по моей же спине, так, что взмок.

Не прошел все же даром урок –

слышать хочешь лишь то, чего ждешь.

Очень часто мы правду за ложь

принимаем и искренне, кстати,

Я однажды сказал себе: «Хватит! –

и в сердцах проворчал – А иди ты!»

Только слышу в ответ: «Дорогой!

Ну, куда же ты мчишься, постой.

Это правда, что я – Афродита?..»

..........

НИТЬ АРИАДНЫ


На безбрежных морских просторах,

в диких дебрях сибирской тайги

я искал тебя мысленным взором,

как в тумане не видя ни зги…

Моя грубая, глупая проза

недостойна была освятить

ни узор на окошке, морозный,

ни тончайшую звёздную нить…

Ариадна, Ариадна…

Догадаться, что ты где-то здесь

можно только пройдя безоглядно

через всё то, что было и есть.

Ариадна, Ариадна…

Знаю я, что ты милая, рядом –

мне не раз в лабиринте помог

шерстяной твой волшебный клубок.

Ариадна, Ариадна…

Словно волны ласкают меня –

хоть на миг покажись ты мне, ладно –

в мире света, веселья, огня…

Снова тянет ночная прохлада,

лабиринт погрузился во тьму…

А была ли ты, нить Ариадны?

А была ли ты, жизнь, не пойму…

.............

О, Боже, как мне захотелось

к березам моим, тополям.

Там песня вольнее бы пелась,

и легче дышалось бы там…

Родные мои перелески,

речушки, овраги, луга,

в прозрачной ночной занавеске,

и мне недоступны, пока.

Мы с солнцем прощаемся робко,

к последним лучам его – взгляд;

так что это: отсвет на окнах?

Иль юности нашей закат?

..........

Весна, да нет, скорее осень,

на землю выпал первый снег,

расхлябанные топи просек,

и облака – вразлёт-вразбег.

А на полях скирды соломы,

а в колеях – вода, вода…

И всё мне чудится, что дома.

что дома я – не среди льда…

.........

Я уже говорил о том, какая смертельная усталость, не усталость даже, а граничащее с безразличием переутомление, депрессия, накапливается к концу зимовки. Не случайно, что большинство несчастных случаев происходит даже не с новичками еще не «нюхавшими пороха», а с опытными полярными волками, находящимися в таком вот предотъездном синдроме: еще не там, но уже и не здесь. Вот когда становишься фаталистом – идёшь напрямик, зная, что где-то здесь как мина подкарауливает тебя замаскированная, застеленная снежной скатертью трещина…

Устал, устал,

и песен не пою.

Я здесь познал

и пропасти и высь.

У скал, у скал

присяду на краю…

Мечтал о подвигах?

ну, что ж: мечты сбылись.

Прощай, прощай

страна свинцовых бурь-

мне не забыть метельные года,

я получил в избытке твоих пуль,

чтоб, восхищаясь, проклинать всегда.

А, впрочем, нет, – неси меня, неси

мой бедный Рок – в лазури голубой.

О, Антарктида, милая, прости:

И ты моя, и я – навеки – твой…

..............

Не чувством, хотя бы умом пораскинь,

невзгоды забыв и обиды:

вся эта белая вьюжная стынь,

бушующая и с повязкой Фемиды,

горькая, как молодая полынь,

яркая, словно весенняя синь,

в пропасти тонкий спасения линь –

всё это – моя Антарктида!

…………

Эта тема, тема загадочного шестого континента, волнует многих. Но многое ли мы знаем об этой земле? Не больше, чем о видимой части Луны. Вот это обстоятельство и было главным в моём решении показать жизнь, показать зимовку в Антарктиде такой, какой я ее увидел. Несовершенна форма, но речь-то идет о сути, значимость которой во сто раз превышает форму. И если кто-то, прочитав, заинтересовался Антарктидой всерьёз, то он имеет шансы узнать большее…


То полный штиль, то рев ужасных бурь,

то айсбергов блестящих пирамиды,

то сумрак тьмы, а то небес лазурь –

и это всё зовется Антарктида.

Она как женщина: то яд в ней, то елей,

лаская нежно – в то же время ранит.

Представить трудно, что морозы злей,

и что ветра бывают ураганней.

И стиснув зубы, я её терплю,

и счастлив я, когда её увижу.

Шепчу: любимая, как я тебя люблю,

хриплю: проклятая, тебя я ненавижу!

Я с замираньем о тебе пишу,

надеясь на несбыточную встречу.

О, сколько дум, печальных светлых дум

твой берег навевает бесконечно.

Твои одежды, словно изо льна,

твоя фата венчальная прекрасна.

Принцесса – недоступна, холодна,

и как вершина айсберга – опасна.

То полный штиль, то рев ужасных бурь,

то миражей причудливые виды…

В обойме больше не осталось пуль –

ты безоружных примешь, Антарктида?..

..........

Стихи я кровью напишу:

плохи ли, хороши?..

Потом пойму, сейчас спешу

на крик своей души…

Я исписался вдрызг… И вам,

судить, насколько это ново…

Ну, вот и всё – конец стихам.

Ни слова больше, ни полслова…

..............

Антарктида, АМЦ Молодежная – 1987-1989,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия