Читаем Океан пурги полностью

что ты стал молчать как сыч,

что ладонью бьешь кирпич,

спать ложишься в башмаках…

Дрянь картина! Дело швах.

–Вовсе нет, совсем не швах!

туфли правда на ногах,

но не медля и без сборов,

чтоб с постели прямо в горы.

Сухари ребром ладони

буду я рубить на склоне.

Приучаюсь я молчать,

чтобы легче зимовать,

плавать в озере пингвином,

на камнях, не на перинах

спать. Ходить не на горшок…

Ведь полярник – хорошо?

–Хватит! Больше не могу –

закричал папаша.

–Ладно, я тебя возьму

на зимовку нашу.

А сейчас гулять пошел,

и не лезь с подвохом,

что такое хорошо,

и что такое плохо…

............

Я жизнь придумал, словно образ милый,

вкатил на гору и спихнул назад –

и вот качусь, лечу со страшной силой –

неуправляемой энергии заряд!

Взрываю зло, которое по силам,

сметаю все, что можно сокрушить…

Я жизнь придумал, словно образ милый,

узнать бы мне как надо просто жить?..

..............

Зачем мне знать грядущего пути?

их все равно не обойти.

К ним предстоит прибиться все равно –

дано нам знание о них, иль не дано.

Я б поумерил ясновидцев прыть –

кликушеством судьбы не изменить.

Что перед будущим наши все науки?

Судьба из прошлого к нам тянет свои руки.

...........

Назови мудрецом дурака –

он таким соловьем защебечет,

и откроет он мир, а пока

льются только дурацкие речи…

Назови мудреца дураком –

с ним в историю въедешь негромко:

на осле он, а ты за ослом,

как мишень для насмешек потомков.

...........

Гостили у нас на станции девушки лыжной группы «Метелица». Элитный такой московский клуб. Богема. И цель их похода в Антарктиду была такая же двойственная, как и их женская натура. С одной стороны «покорение» южного полюса. Похвально, но для чего было так напрягаться? Неужели это единственный способ самоутверждения?

Да, ответствовала капитан команды Валентина Кузнецова, мы призваны снижать порог мужского героизма. Ну, что ж, милые дамы, этим вы занимаетесь еще со времен Евы. Занятие это вам еще долго не наскучит. Правда оно дорого обходится тем же мужчинам, но это уже дело десятое…Начальник экспедиции Юрий Андреевич Хабаров попросил меня обучить двух прекрасных представительниц основам метеонаблюдений, так как они во время похода якобы собирались делать «научные метеорологические открытия». Они оказались прекрасными ученицами, к тому же одна из них – Валентина Шарова, писала замечательные стихи и я рискнул показать ей свои. Кажется, они ей понравились, во всяком случае, она первая назвала мой стиль философским и тем спасла почти целый сборник от уничтожения, так как я уже было собирался делать очередную ревизию…


Я не хочу по глупым жить законам,

в теснейших рамках, отведенных мне –

не для того я улетал из дома.

чтобы в чужой свихнуться стороне.

Все тяжелее давит память прессом,

даст Бог, осмыслю этот жуткий сон,

сорвав последнюю у пропасти завесу:

зачем я здесь? зачем я был спасён?

А в жизни – никто ничего не расскажет,

а в смерти – уже бесполезно винить.

Время прядет свою хитрую пряжу.

Нитка оборвана. Чья это нить?..

.........

ГЛУБИНА


Мне нырнуть бы до дна,

но мешает она –

глубина, глубина…

Говорю я ей: «на –

Золотого руна».

Но она так бледна,

так несчастна она.

Но она – как волна,

как восторг без вина.

Мне нырнуть бы до дна,

но мешает она,

но мешает она –

глубина, глубина…

........

Не ищите смыслов тайных

на поверхности – их нет.

Не случайно, не случайно

всё великое за бред

принимается заранее,

и лишь после, под конец,

политое грязью, бранью,

обретает свой венец.

Вот тогда его отмоют,

и покажут в зеркала,

вспомнят, памятник откроют,

те, кто запрещал вчера.

Понапишут мемуаров

с текстов всем давно знакомым:

всё, что прежде было старым,

всё в дальнейшем станет новым.

........

НА ВКУС, НА ЦВЕТ


В восприятии нашего мира

невозможен, увы, камертон:

Лев Толстой ненавидел Шекспира –

мыслил тот по-другому, чем он.

.........

Я назвал бы последующие стихи мгновенным экспромтом, но тогда их все так следовало бы назвать, потому, что все, мной написанное писалось на едином дыхании, без всякой последующей обработки.

Где тут на подвиг сдают?

Кому дифирамбы поют?

Как оказаться в раю –

Слышишь?! Кому говорю?

Долго по календарю

нам дожидаться зарю?

Что не люблю – истреблю,

и даже не посмотрю.

Поздно.

Прощальная трель.

К звёздам

заперта черная дверь.

Брови нахмурены грозно:

что это вы – серьёзно?

Поздно! Поздно! Поздно!

Поздно – не рано.

С телеэкранов –

стадо баранов.

Странно, странно…

..........

Здесь вдоволь жалоб и упреков

и душ, холодных, словно лёд…

Ни добрым словом, ни намеком

никто тебя не помянет.

Стою я у расстрельной стенки,

из темноты прицел маячит,

лимоном выжат, сняты пенки,

и ничего уже не значит

добро. Здесь зло одно вершится.

Успеть бы только помолиться.

.............

На фоне дрянной примитивной рекламы,

печати, что нам промывает мозги –

все мы участники пошленькой драмы,

и впереди, как в тумане – ни зги…

............

Быль – это боль,

что терзает и гложет,

словно голодная свора собак.

Быль – это пыль,

и она нас тревожит

тем, что чего-то ты сделал не так.

Это и сладость воспоминаний,

если обиды помножить на ноль,

это порывы ушедших дерзаний –

как ни крути всё же быль –

это боль

...........

Я не люблю, когда меня ругают,

пусть не со злобы, но зазря!

Я сам тогда ругаться начинаю,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия