Однажды я вообразил, о чем мы могли бы поговорить с нашими славными предшественниками – первыми участниками экспедиций.
РАЗГОВОР С ДУХОМ ПРВООТКРЫВАТЕЛЕЙ ПОЛЮСА
Вот вы, говорите, новенькие?
Прислали на всё готовенькое…
И всё-то у вас: от холодильника «Полюс»,
до смерти, что оговорена полисом.
У вас здесь не жизнь – малина,
подарок судьбы, а не крайность…
Единственное, от чего не застрахованы вы -
это от ее величества – случайности!
Лишь в этом, лишь в этом подобны вы нам,
но всё же не смейте гордиться:
вы молитесь глупым своим богам –
тяжелым машинам и железным птицам…
Представьте теперь, каково нам было-
тащиться в упряжках по скользким льдинам,
гореть, замерзать, умирать от цинги,
прокладывать путь в океане пурги.
Ни карт, ни приборов, лишь воля к победе,
снега и метели – вот наши соседи.
Нелепо на милость надеяться Божью…
Представить легко. Повторить невозможно.
Но океан, он ведь прежний, он прежний!
И ночь, и зимовка, и льдины…
Иные задачи, но те же надежды,
и не при чем здесь машины.
Они декорации новых картин
в борьбе, что ведет человечность,
лишь вехи, этапы большого пути.
Начало моста в бесконечность…
............
Первооткрывателем южного полюса был норвежец Руал Амундсен. Он выиграл в честном соревновании с англичанином Робертом Скоттом, которому на обратном пути от полюса так и не суждено было вернуться. Говорят, что Скотт предчувствовал свой конец и это, возможно, повлияло на исход «поединка» с Амундсеном, который был нацелен на победу. Действительно, нет ничего трагичнее, дурного предсказания.
Знать судьбу свою ни к чему,
и возможности – тоже,
здесь живут, как живут в войну –
на границе своих возможностей.
Только так можно что-то успеть,
Может быть и себя постигнуть,
Чью-то душу теплом согреть,
в мутный омут свой камень кинуть.
Знать судьбу свою и свой Рок
не согласен, зачем? не буду!
Разберусь в лабиринте дорог
и без всякого тайного чуда.
..........
Кстати, в антарктических экспедициях дома начальства всегда под номером 13. И это не случайность, а вызов судьбе! Дополнительный источник мобилизации. Правда, превратившись в привычку, он уже мало работает. Через несколько месяцев появились первые признаки грусти. Все это выплеснулось в строки
ДУША СКУЛИТ…
Хочу я верить в светлую мечту,
хочу понять: а где она живет?
И я за труд великий не сочту
искать ее за годом год.
Вдали от Родины и от любимых глаз
не так-то просто обрести покой…
Тоска скребет по сердцу как алмаз,
душа скулит и просится домой…
Едва я разобрался, что к чему,
вступил в борьбу с врагами и собой,
но на мои сто тысяч «почему?» -
душа скулит и просится домой…
Над Антарктидой полная луна,
как белый айсберг в море голубом.
Приходят мне видения из сна:
любимая и мой далекий дом.
И это притяжение сулит
тоску и грусть – они как спутник мой…
От ветра всё здесь стонет и звенит!
Душа скулит и просится домой…
.............
Всё не так и не то,
как должно было быть.
Снял с себя как пальто
я ответственность жить.
Это – бег в никуда,
это дьявольский смех,
наудачу пальба,
где один – против всех!
........
На Большой земле про это же самое я писал по-другому.
Место пустынно и голо,
день бесконечно уныл,
будто бредешь за полночь
мимо крестов могил…
Место пустынно и голо –
всюду пески и пески…
тянут плакучие ивы
черные руки тоски…
.........
Что ж: иные времена, иные песни; а тут еще ко времени прибавляется выстуженное до космического холода, продубленное ураганными ветрами пространство. Один из набросков этой картины.
ЖИЗНЬ НА ЛЕДЯНОМ КОНТИНЕНТЕ
Что знаете вы про валы –
на бурю смотрящие с суши:
что волны коварны, страшны,
калечат и топят и рушат?
А что, если кинуться к ним -
навстречу смертельной громаде?
И если остался живым –
узнаешь о бешеном аде.
А, собственно, мы здесь к чему
хлебаем волненья-тревоги?
вот-вот разберусь и пойму:
горшки обжигают не боги!
Конечно, здесь глины не счесть,
гончарных кругов завались,
тарелка с каемочкой есть –
мечты идиота сбылись…
И сдуру попер я на лёд,
с ухмылкой бросая стишок:
«Коль груздем назвался – вперед –
сейчас тебя в пламя, горшок»!
.......
В декабре 1988 я уже научился более-менее сносно работать, появилось немного свободного времени, стихотворная направленность изменилась в сторону поиска истины и смысла жизни. Наив, конечно, но куда от этого уйдешь?
Займи хоть плохонький, но трон,
и пусть печаль тебя не гложет.
Конечно, ты мне друг, Платон,
но истина – всего дороже.
Великих мыслей – миллион,
а истин, интересно, – тоже?
Ах, необъятного, Платон,
как ни стремись, объять не сможешь.
Меня те мысли взяли в круг,
и за Отечество обидно…
И я твержу: Платон мне друг,
но, что-то истины не видно.
..........
Нет пророка в своем Отечестве.
Несомненно, что это так.
В Риме сбились, грустя о греческом,
а в Афинах их маг – дурак!
Как помочь тебе, человечество
сдвинуть вросшей проблемы воз?
Нет пророка в своем Отечестве,
Где найти его – вот вопрос?
......
Чертовка-жизнь, как старый педагог
нам всякий раз преподает урок.
Добро бы в нем сквозил какой-то прок,
а то ведь так: нотаций пару строк…
Когда и чем нам было рисковать?
Спектакль написан, жизнью утвержден,
его экспромтом не сыграть,
попробуешь – со сцены вон!
И все мы знаем точно наперед: