Океан Разбитых Надежд

Кэтрин сильно изменилась с тех пор, как мы познакомились. Она всё ещё любит музыку и архитектуру, с удовольствием слушает лекции по истории искусств, обожает клубнику и наслаждается запахом фиалок. Но она рассталась со своими страхами и наконец стала той, кем всегда хотела быть, и за это я хочу сделать ей один приятный сюрприз.

Кэтрин обожает проводить время у окна за чашечкой чая. Как-то раз я застал её в кресле, укутанную в тёплый розовый плед и с книгой в руках. Она взахлёб читала привезённое мною «Сияние», пока по стеклу стучали капли дождя. Когда в небе засверкали молнии, она отложила книгу и позвала меня к себе.

– Мы же не поместимся, – отмахивался я тогда, подходя всё ближе, – нет, тут точно не найдётся местечка для меня, – я коснулся её руки, и девушка притянула меня к себе. – Хорошо, давай попытаемся отыскать его.

Она сидела на моих коленях и листала страницы, бегая глазами по абзацам. Я почти не интересуюсь Стивеном Кингом, но могу сказать, что он совершенно точно хороший человек лишь потому, что делает Кэтрин счастливой. Я всегда готов пожать ему руку.

Миссис Лонг продолжает охотно делиться со мной книгами из своей библиотеки. Приезжая в Хантингтон каждый год, я зачитываюсь романами не меньше Кэтрин. Миссис Лонг всегда рада встретить меня, а я счастлив видеть её. При встрече у нас обоих на глазах наворачиваются слёзы, но это того стоит.

Сара Кларк оказалась не меньшей любительницей Кинга. Отец постоянно балует маму новыми книжками, а она в свою очередь тает от одного взгляда на обложку. Мне очень повезло с Кларками: они оказались именно такими родителями, о которых рассказывают в передачах по выходным и пишут в журналах. Жизнь с ними под одной крышей оказалась сказкой.

Мы с Кэтрин плотно обедаем в небольшом кафетерии, после чего выдвигаемся в путь. Я беру нам два билета до Манчестера, где мы хотим провести остаток дня. Я только и успеваю разглядывать древние здания, которые проносятся за окном друг за другом. Один фасад краше другого. Мы то попадаем в район, состоящий из стеклянных высоток, то в древние части города, где каждый кирпичик несёт на себе бремя многовековой истории.

Кэтрин водит пальцем по стеклу, приговаривая:

– Это здание построено в стиле барокко. Отдалённо может напоминать классицизм, – девушка поворачивается ко мне, чтобы удостовериться, что я её слушаю. – Но барокко – более напыщенный стиль. Ему не обойтись без золота и серебра, понимаешь?

– Пытаюсь, – она болтает без умолку, но мне приносит удовольствие наблюдать за тем, как девушка внимательно рассматривает проносящиеся за окном картины.

Больше всего меня впечатляет Центральная библиотека, которую Кэтрин так хотела увидеть. Снаружи, как и внутри, здание просто огромных размеров. Широкие колонны возвышаются над землёй на десятки метров, французские узорчатые окна выходят на все стороны света. Внутри нас встречает просторный холл с бесчисленным количеством читальных зон, мягкая мебель и книжные галереи, в которых мечтает потеряться каждый заядлый читатель. Я поднимаю голову – потолки не просто высокие, их практически нет! Читальные залы настолько велики, что занимают целые этажи. Мы ходим от одного зала к другому, и в каждом есть что-то своё. Некоторые украшены позолоченными гербами герцогства Ланкастер, а другие могут похвастаться разноцветными витражами. Мы скитаемся от полки к полке, перебираем книгу за книгой, и каждая рождает в Кэтрин столько эмоций, что у неё не получается сдержать довольного писка. Я выискиваю на полках романы о любви, романы о боли и забвении, а Кэтрин – романы о преступлениях и тайнах. Кажется, что здесь есть всевозможные авторы: от классиков до современников. Все обложки в идеальном состоянии, страницы чистые – похоже, я в настоящем читательском раю.

Мы выходим на оживлённую площадь спустя несколько часов. Европейские мелодии доносятся отовсюду: площадь заполнена уличными музыкантами. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не пуститься в пляс, но Кэтрин только увеличивает моё желание танцевать своим жестом:

– Позвольте пригласить Вас на танец, – она встаёт в позу, точно списанной с какой-нибудь картины, и предлагает мне руку.

Я звонко смеюсь, а затем предлагаю ей свою. Кэтрин любит напоминать мне о танце, который я подарил ей под виноградными лозами много лет назад.

– Тебе будто снова шестнадцать! – говорю я.

– Мы стареем телом, но не душой, – загадочно отвечает она.

Она кладёт руку в мою ладонь, и мы вмиг закружились в быстром танце. Люди вокруг расступаются: кто-то свистит, кто-то громко хлопает в ладоши, а кто-то недовольно бурчит себе под нос. Но мы не обращаем внимания, потому что слишком очарованы друг другом.

Я ещё минуту собираюсь с силами, чтобы отстраниться от Кэтрин. Я не представляю, как я жил пять лет без этой улыбки, как я жил без этих мягких ладоней, которые потеют каждый раз, когда я касаюсь их. Уму непостижимо, как я только засыпал по ночам под городской гул, а не под её тихое сопение. Мне хочется засыпать только под него. Этот звук приятнее колыбельной, приятнее любой музыки.