Океан Разбитых Надежд

От всех этих мыслей становится тяжело дышать. Воздух в комнате кажется спёртым и невкусным, поэтому я решаю проветрить. Одёрнув тюль, я широко распахиваю створки, впускаю внутрь аромат цветущих пионов и позволяю ему окутать меня с ног до головы. Хочется нырнуть в лето – то лето, которое за окном, – с головой. Я опираюсь на подоконник и стараюсь успокоиться. Где-то вдалеке, за рекой и лесом, зелёные холмы прячутся друг за другом, точно играя в чехарду. У самого подножия виднеется Хантингтон. Ветер, закидывающий мои волосы за плечи, приносит с собой его приятный запах. Чем пахнет Хантингтон? Фиалками, сладкой тиной. А ещё воспоминаниями. И плохими, и хорошими.

Среди журчания Ривер Фосс я слышу понравившуюся мне несколько дней назад фортепианную мелодию. Ноты следуют друг за другом, переливаясь в замечательные такты, фразы. Как будто с их помощью кто-то пытается говорить со мной, но… я ничего не понимаю.

Будучи не в силах сопротивляться чарам музыки, я решаю выйти в коридор. Мельком глянув на своё отражение, мне снова хочется рыдать. Волосы взлохмачены, а щёки красные, как будто я натёрла их свеклой. Это не я. Или всё-таки я? Такая, какая есть – без косметики и блестящих платьев? Я заправляю прядь за ухо и натянуто улыбаюсь, но всё ещё не узнаю перед собой прежнюю красавицу Кэтрин Лонг.

Я стараюсь спускаться по лестнице тихо, не скрепя половицами. Мне всё ещё страшно, но, пока играет музыка, у меня хотя бы есть силы, чтобы переставлять ватные ноги. Я стараюсь не думать ни о Билли, ни о фотосессиях, а просто идти по коридору к музыкальному залу, откуда и доносится игра. Когда я оказываюсь прямо напротив дверей, то немного колеблюсь. Вдруг это западня, чтобы выманить меня наружу? От этой мысли по коже пробегает холодок.

Но любопытство побеждает страх, поэтому я захожу в музыкальный зал и застываю, увидев Зои за роялем. Внутри никого, кроме нас, и все кресла пустуют. Отчего-то в груди тяжело. Хотелось бы видеть что-то иное. Хотелось бы видеть здесь Люка.

Представляю, как разбросанные по клавиатуре ноты собираются под его пальцами в мелодию, в аккомпанемент, в целостное произведение, и как певучее звучание идеально настроенного инструмента наполняет зал.

– Кэтрин! – заметив меня, Зои бросает игру и машет мне ладошкой. – Позанимаешься со мной?

Я тускло улыбаюсь девочке и прохожу, закрыв за собой двери. На витражном стекле заиграли блики лампочек, которыми усеян потолок.

– А где Люк? – спрашиваю, проходя мимо длинных рядов.

– Миссис Лонг наказала его за плохое поведение. Она запретила ему играть со мной.

Я поднимаюсь на сцену и встаю рядом с Зои.

– Я скучаю по занятий с ним, – поникает девочка, – почему миссис Лонг постоянно наказывает его? – она поднимает голову и смотрит на меня глазами, полными любви и отчаяния.

Я присаживаюсь на банкетку рядом с ней.

– Потому что он часто ввязывается в драки, – говорю я, стыдясь собственных слов.

– Но он бы никогда не ударил первым!

Я не знаю, что ещё сказать малышке. Всё это так сложно, а ей точно не нужно вникать во все аспекты нашей жизни. Поэтому, чтобы не утруждать Зои, я сама ставлю руки на клавиатуру и начинаю играть, как велит мне сердце. Получается, откровенно говоря, просто ужасно. Ноты звучат невпопад, никакого ритма и размера не прослушивается, да и тональность отгадать оказывается трудно: я то и дело перехожу с белых клавиш на чёрные и назад.

– Да нет же, всё не так! – смеётся Зои, накрывая моё запястье своей тёплой ручкой, и я останавливаюсь.

– А как нужно играть?

Свободной рукой Зои поправляет свой невидимый галстук, сводит брови вместе и громко вздыхает. Она такая милая, когда пытается подражать Люку.

– Для начала тебе нужно научиться правильно держать руки над клавиатурой, – заявляет Зои, поднимая моё провалившееся запястье.

Я представляю, что это Люк учит меня играть, и сердце начинает биться чаще.

– Расслабь руки, – командует Зои, и я беспрекословно выполняю указание.

Мои запястья вновь падают ниже клавиш. Девочка вздыхает вновь, а затем пальчиком поднимает моё правое запястье.

– Ты должна расслабить руки, но не сильно.

– Расслабить, но не сильно, – я делаю вид, что понимаю.

Мне кажется, что это невозможно – одновременно расслабить и держать их. Кисти постоянно будут либо опущены, либо высоко вздёрнуты.

– Правильно, – девочка радуется, когда я цитирую её. – А теперь округли пальцы.

Зои ставит руку рядом с моей и демонстрирует правильное положение. Я сгибаю пальцы, но Зои тут же приходит в ярость:

– Нет, нет, это грубейшая ошибка!

– Грубейшая ошибка, поняла, – я снимаю руки и смеюсь. Быть может, так и есть.

Зои снова берёт мои руки и ставит на клавиатуру.

– Все великие пианисты с чего-то начинали, не расстраивайся! – подбадривает она меня.

– А ты считаешь меня великой пианисткой?

– Может, не великой, – Зои в смятении.

– И не пианисткой, – подхватываю я.

Зои снова вздыхает:

– У тебя обязательно получится, если ты будешь стараться! Смотри, как я могу.