Океан уходит, океан приходит (СИ)

А потом Эсси вновь вздыхал, вспоминал, что мальчикам подобные радости жизни недоступны, и снова нехотя отправлялся бегать. А то вон, вчера за ужином Стевиан из Зеленой усадьбы пошутил, мол, какая красотка у вас растет, женихи вокруг толпами виться будут. Эсси всегда думал, что ему нравятся девочки, а тут представил, как прогуливается он по парку, губы его аккуратно подкрашены алым, волосы сияют на солнце, а вокруг вьются женихи - несколько красивых юношей наперебой предлагают ему то лимонад, то сигарету. Женихи в его тогдашнем понимании вились именно таким образом. А потом он, к примеру, говорит, что устал, и позволяет кому-нибудь из них посадить его к себе на плечи – в сериале, что смотрит его кузина, девчонки только и делают, что запрыгивают парням на плечи. Мысль была неожиданно приятной, но не успел он как следует обдумать ее, как лица домочадцев вытянулись, а у отца поджались губы. Больше Стевиан из Зеленой усадьбы не приходил к ним на ужин.

Его пробежки не помогали, напротив, он стал еще более стройным и изящным. И разочарование в глазах домочадцев преследовало его, хотя он изо всех сил старался порадовать их, выглядеть как наследник рода, как бы ни претили ему эти слова, которые он слышал с самого рождения. Он продолжал носить грубые мужские ботинки с квадратными носами и костюмы, научился повязывать галстук. И все равно выглядел как красивая девочка, которая зачем-то вырядилась в одежду старшего брата. Ему постоянно лезли в голову совсем другие, «девчачьи» мечты, и он гнал их от себя.

Когда ему было пятнадцать, его город охватило новое веяние. «Надо отдекорировать поместья под «старину», вот как при короле еще было», - решили вдруг все соседи. Еще неплохо бы понастроить разных летних домиков, веранд… А чем еще в Виррах, в этом последнем оплоте графско-королевских потомков, можно было заниматься? Денег тут почти у всех было много, но досуг был довольно однообразен, и существование было крайне унылым. Почему бы не переделать поместья, хоть какое-то развлечение.

Улицы заполнились рабочими – крепкими, широкоплечими мужиками. Большинство из них было с заводов, которые располагались еще севернее Вирр, и обитали там же, в специальных рабочих поселениях. Они употребляли крепкие словечки, харкали на асфальт, в перерывах курили ядреные сигареты. В общем, все население Вирров взволновалось, точно растревоженный курятник, ах-ах, какое бескультурье! Но, поскольку сами дома ремонтировать милейшие аристократы не хотели, мужики остались. А у Эсси мелькнула шальная мысль: вот его постоянно упрекают за то, что он похож на девчонку, как бы ни старался соответствовать их требованиям, может, просто типаж был выбран не тот? Напялит он на себя такой заляпанный известкой комбинезон, возьмет в зубы сигарету, разве не станет он от этого мужественнее? Переходный возраст был как раз в самом разгаре, рождая смелые идеи и требуя устроить бунт на корабле.

Рабочие были сильно озадачены явлением прелестной светловолосой графини, которая заявила, что хотела бы научиться курить, ругаться матом и, может быть, пить тоже.

− Надоело, не нравится им, что я как девочка, − доверчиво поведала она им о своей беде.

Охреневшие мужики несколько раз отправляли сумасшедшую домой, но она упорно возвращалась, смотрела умоляюще своими огромными голубыми глазами, печально опускала длинные ресницы.

− Да ваши родители же нас четвертуют! – наконец взмолился их бригадир.

Эсси несколько дней до этого старательно наблюдал за рабочими, подслушивал их разговоры, усваивал новые слова.

− Я че, за базар перед мама-папа не отвечу? – ангелоподобное создание смачно сплюнуло на асфальт.

Никакой мужественности у Эсси не прибавилось, и работникам стоило большого труда постоянно держать в голове, что вот эта чокнутая милая девчушка, которая так заливисто смеется, накручивает прядь на палец, курит, медленно выпуская дым, и держит сигарету двумя тонкими пальцами, что осторожно пробует их бормотуху на вкус так, будто она – профессиональный дегустатор, а это не самопальная водка, а тридцатилетнее вино, что вот эта девчушка на самом-то деле парень. Но они привыкли к нему, и, может быть, хоть и продолжали считать, что с головой у него не все в порядке, принимали его как своего.

− Юный граф-то наш… бабой был бы краше, но так-то человек хороший, − услышал он как-то обрывок разговора.

Никто тут не смотрел на него осуждающе, никто не требовал от него невозможного. Если над ним и посмеивались иногда, то как-то по-доброму.

Странно, что его ни разу не заметили. Так пролетела весна, затем лето, наконец, поздней осенью все работы были кончены, и мужики потянулись назад, в свои села на юге. И только тогда его матери вдруг приспичило починить беседку, именно тогда она не поленилась своими аристократическими ногами дойти до рабочего поселка, что уже понемногу сворачивался…