Неудивительно, что многие из присутствовавших в салоне «Эсперансы» были шокированы, когда Хоусвар раскрыл мою постыдную тайну. Чем больше я узнавал о кораллах, тем лучше понимал, что стоит за стремлением бразильских ученых посетить этот участок дна океана. Риски бурения отнюдь не ограничивались угрозой катастрофического разлива. Добыча нефти из-под морского дна в итоге будет способствовать климатическим изменениям, которые уничтожают коралловые рифы по всему миру. Битва за Амазонский риф была лишь одним из сражений в этой войне, и я хотел побывать на ее переднем краю.
Если взглянуть еще шире, то кампанию по защите Амазонского рифа можно расценивать как движение за смену парадигмы отношения широкой публики к мировому океану. Бразильские ученые и активисты Гринписа отказываются рассматривать океан как вещь для использования или пространство, откуда мы извлекаем ресурсы, взамен сбрасывая туда отходы. Это колоссальная и многообразная среда обитания, которую мы по меньшей мере должны предоставить самой себе, хотя еще лучше было бы, если бы мы всячески защищали и поддерживали ее. Если мы будем меньше вычерпывать из океана ради того, чтобы наполнить наши желудки и кошельки, он ответит нам повышением биологического разнообразия, что, в свою очередь, явится доказательством нашей способности жить в равновесии с остальными обитателями планеты и в конечном счете послужит развитию человечества.
На пятые сутки плавания «Эсперанса» сбавила ход и остановилась. Ученые сказали капитану, что, судя по старым записям мореходов и рыбаков, мы оказались в очень многообещающем месте для исследования рифа. Во время перехода ярко-красная субмарина «Дуал дипуоркер 2000» была надежно прикреплена к палубе. Теперь команда быстро подготовила аппарат к погружению. Погода стояла пасмурная, поднимался туман, но даже океанские ветра, трепавшие наши волосы, не могли одолеть удушающую жару.
Построенная в 2004 г. субмарина, похожая на «Мини Купер» или на одну из мультяшных пиксаровских «тачек», рассчитана на двоих – пилота и пассажира. Поскольку мы сидели в изолированных отсеках, общаться приходилось по радио, которое также привязывало нас к судну. Было жарко, я сидел в шортах и футболке. Температура в субмарине регулировалась, так что в холодных глубинах океана мы должны были находиться в приятном тепле. Лодочка имела шесть похожих на маленькие вентиляторы винтов, каждый мощностью 1 лошадиная сила. Ее максимальная скорость достигала 2 узлов (около 3,7 км/час, скорость неспешной ходьбы), а максимальная глубина погружения составляла 600 м. На одном борту лодки имелись глубокие вмятины, полученные пару лет назад, когда сильные течения прижали ее к нефтяной платформе в проливе Санта-Барбара.
Накануне меня обучали тому, как герметизировать отсек, как общаться с «Эсперансой», когда мы достигнем океанского дна, и что делать при чрезвычайном происшествии, например при пожаре, отказе двигателя или, допустим, если лодка запутается в дрейфующей сети. Я старательно тренировался, и все же погружение задержалось из-за моей ошибки. Задраив отсек, я ударился локтем и тут же сбоку что-то негромко стукнуло и зашипело. Я сообщил об этом в микрофон. По вертолетной площадке подбежал механик и сквозь стеклянный люк моей капсулы стал рассматривать какой-то датчик. Выражение его лица не придало мне спокойствия.
«Нужно его выпустить, – сказал он одному из коллег. – Прямо сейчас!» Я не сделал то, чему меня учили – не до конца повернул ручку, – и кабину заполнил чистый кислород. Если им долго дышать, это может причинить смертельный вред, а еще он взрывоопасен. Через 30 секунд мы с Хоусваром уже стояли на палубе и ждали, пока механики все исправят. Это стало еще одним напоминанием о том, что в океане я, как ни крути, чужой. На суше меня не назовешь неуклюжим, а в море я пролил кофе на капитанский ноутбук, чуть не убил себя электрическим током на рыбацком судне, а сейчас оказался на волосок от того, чтобы устроить смертоносный взрыв на подводной лодке, в которой сам находился.
Восстановив самообладание, я спросил ученых, почему бурение в этих местах океана часто заканчивалось неудачей. Я читал, что за последние несколько десятилетий нефтяные и газовые компании предприняли самое меньшее 95 попыток бурения в этом районе, но так и не смогли добыть нефть. Почти треть случаев завершилась отказом компаний от дальнейших изысканий. В документах правительства Бразилии, которые я изучал, обычно приводилось загадочное объяснение: «механическая ошибка». Но технологии бурения и добычи постоянно совершенствовались, в том числе и для морских разработок, компании осваивали гидроразрыв, и, возможно, этим отчасти объяснялось стремление провести очередную разведку в этих водах. Я думал, что задал совершенно безобидный вопрос. Но, как выяснилось, я ошибался.