Океан вне закона. Работорговля, пиратство и контрабанда в нейтральных водах

Когда на катере появлялись задержанные, которых нужно было доставить на берег, они обычно находились на этой самой палубе. Рядом с бонсаи располагалась клетка, где живет Песут, шестилетняя самка попугая. Ее подарили Самсону еще птенцом, и с тех пор он возил ее с собой. На индонезийском языке pesut означает «речной дельфин», существо чрезвычайно ловкое и проворное, и потому имя звучало как насмешка: попугаиха не могла летать, плохо держалась на ногах и как-то раз даже упала с леера за борт, откуда ее вытащили сачком. Когда на борт принимали задержанных, Песут выпускали из клетки, чтобы пленники поиграли с нею. «Это их отвлекает», – объяснил мне Самсон. Поскольку охранников лишь пятеро, а задержанных бывает до 100 человек и наручники на них обычно не надевают, важно, чтобы пленники не вздумали бунтовать. Если бы это случилось, заметил Самсон, победа, вероятно, осталась бы за арестантами.

Брошенная между делом фраза Самсона о непокорных задержанных вскоре подверглась проверке. Через шесть с небольшим часов после выхода из Понтианака Самсон объявил, что видит цель. На радаре обнаружилась группа из семи вьетнамских судов, углубившихся в индонезийские воды примерно на 60 миль. Самсон дал команду, и его люди поспешно переоделись из «пляжной формы» – шорты и резиновые шлепанцы – в экипировку полицейского спецназа: черные комбинезоны, шлемы с прозрачными забралами, щитки на ногах, пуленепробиваемые жилеты.

Вьетнамские суда разошлись на расстояние примерно в милю с четвертью друг от друга. Приближаясь к первому, индонезийцы вызвали капитана по рации и приказали остановиться. Затем, когда мы уже подошли почти вплотную, Самсон отдал тот же приказ через громкоговоритель. Вьетнамский капитан прибавил ходу. Через несколько минут погони индонезийцы повторили приказ. И опять рыбаки не подчинились. Тогда один из индонезийских военных дал предупредительную очередь из автомата перед носом вьетнамского судна, выждал несколько минут и дал повторную очередь. Третью очередь он направил в борт нарушителя – на сей раз вьетнамский капитан немедленно заглушил двигатель.

Индонезийцы перебрались на задержанное судно и приказали вьетнамской команде перейти на «Макан». Одиннадцать рыбаков выглядели сильно напуганными. Один из них дрожал от страха. Индонезийский офицер приказал задержанным снять рубахи. Позднее мне объяснили, что это удерживает их от попыток прыгнуть за борт и уплыть на свое судно – якобы рыбаки не хотят лишиться части одежды. Не скажу, чтобы это объяснение полностью удовлетворило меня, хотя его повторили и другие патрульные. По моему мнению, истинная причина могла состоять в том, что удары по нагому телу звучат звонче, отчего задержанные чувствуют себя беззащитными и ведут себя послушнее.

За следующие два часа «Макан» догнал и арестовал еще четыре вьетнамских судна. Каждый раз приходилось стрелять, чтобы заставить их остановиться; автоматные очереди звучали, как дробь, отбиваемая на детском жестяном барабане. Капитан одного из судов, когда индонезийцы поднялись на борт, в знак протеста выбросил ключи зажигания в море. Оказавшись на корме «Макана», он принялся орать на своих матросов, призывая их наброситься на патрульных. Один индонезиец шагнул вперед и отвесил бунтовщику пощечину. Удар был так силен, что я отчетливо слышал его сквозь плеск волн и вой двигателя. «Сидеть!» – заорал военный. Капитан подчинился.

Когда с очередного вьетнамского судна снимали команду, я перебирался на борт «синей лодки». Все рыбаки уже находились на «Макане», я никого не мог встретить, но хотелось узнать, в каких условиях там обитали люди. Индонезийские военные занимались своими делами и гадали, зачем мне понадобилось лезть на эти грязные посудины. Суда были не просто старыми, а ветхими. При включении или выключении их двигатели кряхтели, как старик, наклоняющийся за упавшей тростью. На осмотр каждой лодки Самсон выделял мне пять минут, и первым делом я мчался в кубрик вьетнамских матросов. Я хотел видеть, какое имущество было у них с собой.

Спали они в помещении, огороженном переборками с трех сторон и открытом со стороны кормы. Потолок был настолько низкий, что даже низкорослым вьетнамцам приходилось забираться туда на четвереньках. Ни намека на уединение, некуда сложить имущество, обычно хранимое в дырявых пластиковых пакетах: банки Red Bull, пачки вьетнамских сигарет (некоторые сломанные пополам), неожиданный здесь молитвенник, мази от боли в мышцах, судя по запаху, Tiger Balm или Bengay. Иногда попадались темно-синие футболки с надписью «Fly Emirates». У одного человека оказалась маленькая подмокшая фотография девочки лет шести в белом платье и босой, вероятно, его дочери. Изучать этот убогий скарб не было смысла, он ни о чем не рассказывал, разве что о том, как прискорбно мало вещей эти люди брали с собой на многомесячный морской промысел.