Океан. Выпуск четвертый

Как-то до смешного радостно похрюкивая, Василий Васильевич схватил Вальку за руку и, захлопнув за его спиной дверь, потащил через всю рубку к другой двери, ведущей прямо во внутренние помещения судна.

Николай Беседин АВРАЛ Стихотворение

Аврал!
И задрожал от топота
Матросских ног
                         жилой отсек.
Аврал!
Веселая работа!
Для всех одна,
                       одна на всех!
А у работы этой гонор —
Она мгновения не ждет.
Но не смолкает шумный говор:
— Эй, пошевеливайся, флот!
— Сюда бы веничек березовый,
На высшем уровне парок!
— Ты без того, парнишка, розовый!
— От удовольствия, браток!
— Чего где выдраить осталось?
Давай, пока в душе запал! —
…И сторонится всех усталость,
Пока не кончится аврал.
Сердца ребят полны задора,
Авралят — любо посмотреть!
И нету дел таких, которых
Им сообща не одолеть.

Владимир Орлов ВОЗВРАЩЕНИЕ Стихотворение

Глядит на море пристально
Встречающий народ:
К своей родимой пристани
Подходит пароход.
До этого мгновения
Прошел он сто дорог,
Наверно, от волнения
Охрип его гудок.
В его иллюминаторы
Заглядывали скалы,
И солнышко экватора
Борта его ласкало.
От этой жгучей ласки,
От солнечного жара,
С него сползала краска,
Как будто от загара.
Моря его качали,
Ветра над ним рычали,
Но черными ночами
За тридевять морей
Мечтал он о причале
На Родине своей…
И вот на море пристально
В порту глядит народ:
К своей родимой пристани
Подходит пароход.
Огромный и железный —
Он цепью застучал,
Притих. И нежно-нежно
Потерся о причал.

Анатолий Милявский РАДИОГРАММА Рассказ

Горчаков еще издали отыскал глазами свой маленький корабль, приткнувшийся у стенки среди более рослых сторожевиков.

Вся команда уже была выстроена вдоль борта. Чехлы на бескозырках сверкали первозданной белизной. Горчаков невольно усмехнулся в душе этому нехитрому фокусу: чехлы стирали перед построением и тут же, еще влажными, натягивали на тулью, — никакая глажка не давала такой яркости и белизны. Он в свое время научился этому в училище; видимо, этот секрет был известен не только ему.

Только сейчас он и мог видеть всю команду рядом — всех шестнадцать человек, отсутствовали только механик и вахтенный моторист. На суденышке не было такого места, где их можно было собрать всех вместе, разве что на палубе. Но во время хода на палубе находиться не полагалось.

Сейчас они стояли по ранжиру, в одинаковых робах, и, вытянувшись, смотрели на него. Он, подходя, пробежал глазами всю шеренгу, от рослого Ткаченко до маленького крепыша Копытько. Все были на месте — сигнальщики, гидроакустики, комендоры, радиометристы. Его ребята, его команда.

— Смирно! — помощник Доскаль шагнул навстречу, затарабанил слова рапорта.

— Вольно! — сказал Горчаков. — По местам стоять!

Палуба заполнилась звонким, рассыпчатым топотом ног.

Доскаль подошел. От него пахло одеколоном.

Они служили вместе всего несколько месяцев, но Горчаков не представлял себе кого-нибудь другого на месте Андрея Доскаля. Сейчас широкое веснушчатое лицо помощника вызывало у него нежность. Он отвернулся, чтобы не выдать себя.

— Воду сменили? — спросил.

— Полностью.

— Как с аккумуляторами для третьего?

— Порядок.

— Новую лоцию взяли в штабе?

— Вырвал, Сергей Николаевич. Всего шесть получили. Другим не досталось.

Впрочем, все это можно было и не спрашивать. Он знал, что Доскаль ничего не забудет.

— Ладно, двинули помаленьку.

Никто не провожал их, когда они отходили от стенки. Только дежурный по пирсу равнодушно помахал растопыренной пятерней. С большого плавкрана смотрели матросы в оранжевых спасательных жилетах.

Они осторожно шли к выходу в море, лавируя среди кораблей. В бухте было тесно, как в фойе кинотеатра перед началом сеанса. Гремели динамики, заглушая резкие крики чаек.