Океан. Выпуск второй

Настя, соблюдая субординацию, сразу бросилась к мастеру:

— Голубчик, а мой-то как бы не заболел! Теплый, дышит, но не встает…

Круглое лицо молодого мастера стало пунцовым не столько от известия от Насти, сколько от того, что его, быть может, впервые в глаза не назвали по имени.

— Я тебе не конь, Настя, а человек, — сказал было мастер.

Но тут появился Карпович, мрачный, как туча. И так он глянул на жену, на свою команду, на Николая, что всем стало ясно: лучше забыть все и прыгать в мотобот, где уже был Карпович и держался правой рукой за руль, а левой тянул трос газа на себя, давал обороты мотору.

— Майна! — зычно крикнул мастер лебедчику, и тот врубил на полную.

Бот не спустился, а буквально упал на воду Охотского моря и, тарахтя, как мотоцикл, понесся к своему порядку сетей.

И если раз проспал сам старшина, то рядовому ловцу не грех и трижды проспать. Однако жильцы десятой проспали подъем не трижды, а последнюю неделю это у них стало системой. Каждое утро их приходили будить. Долготерпеливый был старшина и понятливый, но в то утро он и шестеро других ждали проспавших на глазах у капитана, который спустился с мостика на палубу по причинам не совсем обычным. Дело в том, что японские синоптики дали плохой прогноз. По их сведениям, район южного поля, на который пришла краболовная флотилия, должен захватить мощный, редкий даже для этих мест циклон. А советские синоптики двумя часами раньше дали погоду в пределах нормы, лишь к вечеру предполагалась крупная зыбь и ветер в пять — семь баллов.

Утро же было великолепное. Чистое, синее небо, солнце и почти спокойное море. Море лениво, как гигантское животное во сне, дышало и было ласковое, не свинцовое, как обычно, а бирюзовое.

Ефимов двадцать лет подряд бороздил коварное Охотское море, знал, как внезапно тут налетают штормы. Знал он и то, что японские и советские синоптики довольно часто ошибаются. Обычно их предсказания сбываются, когда они «дуют в одну дуду», но тут случился редкий разнобой: два диаметрально противоположных прогноза. Какому верить? Опыт подсказывал капитану, что в море правильнее ожидать худшего, быть начеку при любых обстоятельствах. Он не торопился принимать решение, хмуро бродил по мостику, сложив руки на большом животе и перебирая пальцами пуговицы телогрейки, которую он надевал чаще, чем форменный китель, потому что это как бы сближало его с рабочими.

— Как вы думаете поступить? — обратился наконец капитан к молодому завлову. — Дадите команду спускать боты в море или нет?

— Да как вы, Илья Ефремович, — встрепенулся молодой завлов. — Лично я не стал бы рисковать.

— А план? — пробурчал капитан. — Если мы потеряем еще два-три дня, плана мы не возьмем. И тогда…

Валерий Иванович отлично знал, что будет тогда. Тогда на следующий год на «Никитине» из старых рабочих останутся единицы, только самые стойкие и верные, как, например, Евгений Карпович. Остальные же окончательно разочаруются в рыбацком счастье Ефимова, будут твердить, подобно некоторым сейчас: у него, мол, пошла не та полоса, закончилась его дружба с богом удачи.

И завлова будут винить даже больше, чем капитана, потому что завлов молодой и никакими успехами в прошлом похвастаться не может.

Валерий Иванович поглядел на небо, на море, пожал плечами. Ничто не предвещало шторм. Да, видно, надо выпускать мотоботы в море. Пусть работают, но и осторожность не помешает, надо быть начеку, и только! А там, глядишь, синоптики ошиблись, и все будет хорошо. Отчего быть еще одному шторму? Их за последний месяц потрепало изрядно, гораздо больше, чем обычно. Они принесли морю в жертву почти десять полновесных рабочих дней, и море должно удовлетвориться этим.

— Не бывает путины без риска, — твердо сказал Илья Ефремович, — и еще я знаю, что нечего делать в море перестраховщикам.

— Правильно, — с облегчением подтвердил завлов, потому что понял: капитан принял решение и больше не колеблется.

Потом капитан подошел, взял микрофон, нажал кнопку и, как Базалевич, категорично, с металлом в голосе дал команду:

— Ловцам на подъем! На подъем ловцам! После завтрака майнать мотоботы в море!

Аккуратно повесил микрофон и, обернувшись к завлову, сказал:

— А к шторму будем готовы. Ловцов предупредим.

— Добро, — сказал завлов, — будем командовать парадом, но с ловцами я поговорю сам. Пусть все старшины соберутся минут через двадцать на мостике. Вы не возражаете?

Серега был наблюдательным человеком, да к тому же он не спал, а мечтал в полудреме, и он первым заметил, что лицо Карповича бронзовее обычного.

— Елки-палки, — забормотал он, спрыгивая на палубу, — ребята, подъем! Опять, елки-палки такие зеленые, проспали! Опять!

Чутье подсказало Сергею, что на этот раз промедление, особенно лично для него, — смерти подобно. Нельзя было и десяти секунд оставаться лицом к лицу со старшиной, который сумел подавить первый приступ ярости, но чувствовал приближение второго. Карповича насторожила суетливость Сереги, то, что Серега спрыгнул с койки так, словно он давно не спал.