Ох и трудная это забота - из берлоги тянуть бегемота. Книга 1

К испытаниям готовились почти неделю, а до этого три недели клепали опытные образцы. Хотя какие это опытные образцы, скорее сляпанные на скорую руку макеты, благо, что вид имели приличный. Из лаборатории вынесли все лишнее. Тщательно выскоблили простой деревянный пол — от него все еще тянуло мокрым деревом. В центре установили большой стол с трансивером. Сбоку закрепили рубильник. Оператору поставили кресло начальника мастерской — все же событие!

Сегодня в лаборатории было многолюдно. Окна лаборатории были распахнуты, а полуденное солнце создавало подобающее событию настроение. Справа от лабораторного стола толпились приодевшиеся мастеровые. Им было явно неловко в присутствии представителей командира порта.

С другой стороны стояли профессор Попов и капитан первого ранга Николай Оттович фон Эссен, со свитой. Тронутая сединой аккуратная бородка и усы придавали лицу каперанга обманчиво простоватое выражение. Средний рост только подчеркивал это впечатление.

Федотов, наслаждаясь весенним солнцем, притулился задом к подоконнику. Сменивший Мишенина Зверев неспешно прохаживался по лаборатории. Может, чувствовал себя свободным человеком, а может, просто хотел размяться.

Колбасьев с Коринфским колдовали над трансивером. Последние проверки и подстройка антенны — это святое.

Коринфский вытер руки. Посмотрел на Федотова:

— Борис Степанович, все готово.

Разговоры разом стихли. Взгляды скрестились на аппарате. Такая тишина приходит от осознания, что твой труд сейчас навсегда уйдет к другим. В эти мгновенья на душе становится грустно, как бывает при спуске на воду корабля. Невольно возникает иррациональное желание задержать время.

Борис вышел к столу. Повернулся к публике. Надо всех видеть, особенно высокое руководство. Таков закон «жанра».

— Уважаемые представители Императорского военно-морского флота, уважаемые коллеги! Сегодня у нас торжественный день — мы приступаем к испытаниями нашего изделия. Все присутствующие так или иначе имеют отношение к радиосвязи на военно-морском флоте. Одни из вас эту связь обеспечивают, другие ею пользуются. Все вы прекрасно осведомлены о возможностях сегодняшних аппаратов эфирной связи. Все вы видели эти громоздкие и дорогие аппараты, как правило, иностранного производства. Прогресс не стоит на месте. Так, однажды на смену мушкетам пришло казенно-зарядное оружие. Господа, я позволю себе смелое утверждение — сегодня вы будете свидетелями аналогичного революционного прорыва в беспроводной связи. Вы убедитесь, сколь легко управлять соединениями флота с применением новейших технических решений. Эту научно-техническую революцию совершили наши российские рабочие, инженеры и ученые.

Речь Федотова звучала ровно. Заимствованные из другой эпохи термины использовались ровно в той мере, в какой придавали нужный настрой, подчеркивали таинство научной мысли. Присутствующие разделились, будто между ними пролег незримый барьер. На лицах одних читался скепсис, на лицах других — нетерпеливое ожидание.

— Господа, я надеюсь, все со мной согласятся, что право провести первую связь должно быть предоставлено первооткрывателю радио, профессору Императорского электротехнического института имени Александра III господину Попову.

— Александр Степанович! — повернувшись к Попову, Федотов рукой указал на кресло оператора. — Прошу Вас занять почетное место.

Раздались аплодисменты. По всему выходило — в этом оба лагеря едины.

Вокруг трансивера произошло стихийное движение. Всем захотелось увидеть торжественный момент. Лейтенант Щастный увидел предательски блеснувшие глаза профессора. Слесарь Коля Поповкин заметил, как дрогнула, тянущаяся к рубильнику рука.

Едва слышно загудели трансформаторы. Темно-бордовым сиянием отозвались радиолампы. В склепанном на скорую руку динамике послышались треск и шорох эфира. Словно в ожидании чуда, все смотрели на стрелку хронометра. Ровно полдень. Пора! В эфир полетела первая связь.

— Город, Город, даю счет для настройки, даю счет для настройки. Один, два, три…

Позывные и порядок фраз были написаны на бумаге, но голос профессора предательски подрагивал. Окружающие верили и не верили, что в тридцати километрах на Аптекарском острове сейчас звучит этот же голос, что Петр Николаевич Рыбкин подстраивает второй трансивер.

— Город, Город, как слышишь меня? Прием.

Из динамика вновь раздался шум эфира. Все замерли. Шум не исчезал. Попов осторожно прикоснулся к варньеру. Слегка повернул влево — сигнала не было. Повернул вправо — никакого эффекта. Осторожно довернул еще на деление. Сквозь эфирный шум едва слышно пробилось:

— Пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три…

Неужели прошла целая минута? Еще движение варньера и в динамике отчетливо зазвучало:

— Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят. Остров, Остров, я Город, как слышите меня? Прием.

Лихорадочным движением Попов переключил станцию на прием. Поднес к губам микрофон:

— Город, Город, слышу вас! Слышу вас отлично!

В тот же миг все вокруг взорвалось восторгом:

— Господа, это успех, это потрясающий успех!