Охота

Дома, в постели, я не мог заснуть. Прежде всего я пытался, ради психического здоровья, запретить себе думать об этой дикой истории. С точки зрения ее значимости это была сущая мелочь. Я знал, что не могу никому об этом рассказать: никто бы мне не поверил. Это посчитали бы шуткой, к тому же – наивной и плохой. Но повертевшись в постели, я решил рассмотреть происшествие во всех деталях – то есть заняться систематическим изучением реакции компьютера на отключение телетайпа, – и лишь тогда я почувствовал нечто похожее на облегчение; по крайней мере, мне удалось уснуть. Проснулся я в довольно оптимистическом настроении, и черт его знает откуда я притащил в бодрствование решение загадки – по крайней мере, нечто, что могло бы за такое решение сойти.

Работая, телетайпы подрагивают. Ведь от их вибраций выпадают даже штекеры из кабельных гнезд. И не может ли это стать источником замещающего сигнала? Даже я, с моим неглубокими и медленными чувствами человека, мог уловить разницу работы отдельных телетайпов. Парижский я узнавал, едва тот начинал работать, – он отчетливо металлически позвякивал. А если приемник будет в сотни раз чувствительнее, то он зафиксирует даже малейшую разницу между ударами отдельных литерных клавиш. Конечно, это не стопроцентная точность, и именно потому компьютер не повторил телетайпный текст слово в слово, но несколько переиначил его стилистически, просто дополнив его там, где ему не хватило информации. Что же до числа жертв, то он оставался математической машиной по происхождению; между количеством разрушенных домов, временем суток, когда наступило землетрясение, и числом смертельных жертв должны существовать статистические корреляции: предположив определенную цифру, компьютер, возможно, воспользовался своими возможностями выполнения молниеносных подсчетов, отсюда появилась эта цифра в тысячу жертв. Наш корреспондент, которому не было необходимости вести подсчеты, передал первоначальную цифру, которую ему передали на месте, а потом, получив более подробную информацию, послал исправленные сведения. Компьютер же оказался первым потому, что он не опирался на слухи – строил свои предположения на статистическом материале, масса которого находилась в его ферритовой памяти. Эта гипотеза окончательно успокоила меня. IBM 0161 – это ведь не просто передатчик; если обслуживающий его телетайп ошибется в орфографии или стилистически, эта ошибка появится на экране, чтобы мгновенно быть замененной верным выражением. Порой это случалось так быстро, что человек не мог этого различить и видел введенную поправку только потом, когда сравнивал набитый текст с тем, который компьютер подавал на экран. IBM – это ведь даже не просто автоматический метранпаж, поскольку у него есть соединения с компьютерной сетью и с системой библиотек. У него можно потребовать данные, которыми сейчас же обогатятся слишком короткие сообщения. Одним словом, я прекрасно все себе объяснил, к тому же пару небольших опытов я решил провести своими руками во время следующего дежурства, но никому не рассказывать о этой истории из рождественской ночи, поскольку именно так, как мне показалось, будет разумнее.

Случай скоро представился. Уже через два дня я снова сидел в зале иностранной службы, и, когда Бейрут начал передавать сообщение о гибели подводной лодки Шестого флота в Средиземном море, я встал и, не спуская глаз с экрана, на котором с большой скоростью появлялись слова текста, плавно, почти украдкой вынул штекер из гнезда. Долю секунды текст не разрастался, оставаясь оборванным на полуслове, словно компьютер, пойманный врасплох, не знал толком, что ему теперь делать. Но эта пауза длилась недолго; почти сразу на белом фоне начали появляться следующие слова, я же судорожно сравнивал их с текстом, который выбивал телетайп. Повторилось уже известное явление – компьютер давал сообщение из телетайпа, только чуть другими словами: «спикер Шестого флота заявил» вместо «сказал», «поиски продолжаются» вместо «ведутся»; еще несколько таких же мелочей отличало оба текста.