Охота на Анжелику

– Чертов зев, – подсказала она, зевая во весь рот.

– Вот именно, что чертов. Вылезай, пора прощаться с нашим четырехколесным другом. Дальше пойдем ножками.

– А ты уверен, что это то самое место? – заерзала Лика, которой отчаянно не хотелось оказаться на темной дороге.

– Уверен. За поворотом начинается спуск, я проверял.

Хочешь не хочешь, а пришлось выбираться наружу. Луна светила ярко, и, благодаря снежному покрову, создавалась хорошая видимость. Оказалось, что он уже так развернул машину, что она смотрела капотом в обрыв, до которого было буквально два-три метра. Лика, оказавшись снаружи, напялила на себя сверху одну из кофт и обмоталась сверху шалью, после чего стала похожа на пленного немца под Полтавой. Кирсанов обыскал бардачок машины, выудил кучу мусора, среди которого выбрал дешевую пластмассовую зажигалку, старую газету и начатую пачку жвачек. Затем подхватил монтировку, присмотренную в качестве оборонительного средства, на случай какого-либо нападения. Все свои находки он передал Лике, а сам стал возиться с трупом, перемещая его из будки за руль. Все должно было быть натурально, пусть даже его никто и не достанет из этого обрыва.

Лика решила, что не будет смотреть на труп, чтобы он ей всю оставшуюся жизнь не снился. И отвернулась. Через минуту Кирсанов осторожно направил машину к пропасти, она зависла на мгновение, осветив фарами пространство перед собой и рухнула вниз, ломая кустарник и кривые деревца, вопреки всему пытающиеся расти на отвесной скале. Они не удержались, подошли к обрыву и, вытянув шеи, заглянули вниз. Их любопытство было полностью удовлетворен. В лунном свете они смоги наблюдать падение «Москвичонка», пока он не исчез из виду в глубине пропасти. И только через какое-то время, после того, как шум падения стих, грохнул взрыв, и далеко внизу вспыхнуло пламя. Еще один автомобиль взорвался на ее глазах.

– Мама дорогая, какой обрыв! – ахнула Лика и попятилась.

– Все четко, как по нотам, – промолвил Кирсанов. – Ну, потопали.

Они распихали свертки с едой за пазухи. Кирсанов, как истинный джентльмен, предложил свою кофту Лике и, получив категорический отказ, живо принарядился в вязаный подарок их спасительницы. И пусть на нем такой наряд смотрелся более чем странно, но в данный момент ему было глубоко безразлично, как он выглядел со стороны. «Холод не тетка, холод – дядька», – мысленно переиначил он дурацкий слоган дурацкой рекламы.

Взявшись за руки, они потопали по колее, означающей дорогу к свободе.

***

Максим пил горькую. Интересно, он сопьется или выдержит, как предсказывала мамочка? Нет, наверное, выдержит. Он уже многое сумел выдержать в этой жизни: появление отчима в их однокомнатной квартире, интернат, когда мамочка подалась с отчимом за длинным рублем на Север, насмешки продвинутых первокурсниц над его зачуханной одеждой. Но это все ерунда. Он много работал, в том числе и над собой, чтобы стать тем, кем он стал. Он много добился в жизни. Теперь, девяносто процентов однокурсниц готовы отгрызть себе руки по локоть, что вовремя не разглядели в Максютке Тишином перспективного женишка. Он явился однажды на вечер встречи в их институт, наряженный и расфуфыренный, в роскошной тройке, с золотыми часами, с дорогущим портфелем в руках, даже новый мобильник ради такого случая, и звонил по нему всю торжественную часть. Они на него глазели и слюнки пускали. Еще в коридоре он нахвастался двум бывшим красавицам какой он теперь крутой, а потом ему стало смешно и противно и он смылся, не оставаясь на «сабантуй». Зачем? Бывшие красавицы разнесут всем благую весть, кем теперь стал Максим Тишин! Большим человеком. Он видел, с какой тоской и сожалением они провожают его своими жирно накрашенными глазами. Охо-хо, нашел перед кем перья распушать!

Точно так же он распушал перья и перед ней. Всю свою сознательную, взрослую жизнь. Он когда ее увидел впервые – обмер. Отнялось все разом: речь, дыхание, мышление. Стальные глаза – два кинжала, соблазнительные губы, густые волосы, тонкая талия, вызывающая грудь, точеные ноги… Вах, вах, вах… Женщина – сказка, женщина – мечта. Он не мог есть, спать. Он не мог жить. Он мог думать только о ней, изо дня в день сочиняя историю их любви. Наивный! Такие женщины не способны любить. Они не способны давать. Они могут брать. Только брать. Все что попадается им под руки, они больше не упускают. Берут в вечное пользование и пользуют по мере надобности. Он попался. Она взяла его, взяла всего без остатка. И выжила, как лимон. Нет сил, нет эмоций, нет желания. Он больше не человек, не мужчина. Он – робот. Так неужели у него больше нет шанса стать снова нормальным, таким как все?!

Этот вопрос был, пожалуй, самым мучительным. И Макс пил горькую, надеясь найти на него ответ на две бутылки.

***