Он походил в раздумье по кабинету еще минут десять и наконец остановился на одной идейке. Именно идейке, а не на грандиозном, хитроумном плане. Но для начала и маленький капканчик мог сыграть свою роль.
Снял телефонную трубку, набрал номер телефона начальника уголовного розыска. Тобратов, к счастью, оказался на месте.
— Привет, Геннадий Михайлович, Полуэктов беспокоит. Только что закончили допрос Ракова, автомастера. Кое-что интересное всплывает. Надо Грушецкого допросить. Будь любезен, вызови его на завтра, на девять ноль-ноль сюда. Если есть желание послушать его, милости прошу.
— Спасибо, — холодно поблагодарил Тобратов. — Вызову. Только сам вряд ли смогу присутствовать: уже наметил выезд к месту ограбления магазина, — и положил трубку.
— Ну и х… с тобой, — вслух ругнулся Полуэктов, бросая на аппарат трубку. — Спеси, как в собаке блох… Ничего, ты еще у меня попляшешь… Посмотрим, задергаешься ли ты после этого сообщения, сам ли отправишься к Грушецкому на переговоры или пошлешь своих подельников…
Скородумов привез художника довольно быстро, не прошло и получаса. Высокий худощавый очкарик чем-то напоминал Ракова: такой же напуганный, с бегающими глазками, сутулый, одетый в легкий хлопчато-бумажный костюм, испачканный местами масляной краской. Но взгляд более осмысленный, разумнее. И успокоился он довольно быстро, усевшись без приглашения на стул напротив Полуэктова.
— Здравствуйте, — поздоровался глуховато, но с достоинством. — Слушаю вас.
— Это мы хотим послушать тебя, — Полуэктов демонстративно резко раскрыл дело, прихлопнул листы ладонью. — Расскажи-ка, гражданин… — сделал паузу, заглядывая в раскрытую страницу, будто бы забыл фамилию, уже фигурирующую в деле, — гражданин Вуцис, давно ли вы работаете на гражданина Ракова, сколько в этом году перебили номеров на краденых автомашинах и двигателях?
Лицо художника побледнело, затем покраснело и заблестело от испарины. Он снял очки и нервно стал их протирать.
Ага, значит, метод сработал: с трусами и надо разговаривать с позиции силы, ошеломлять их прямыми, дерзкими вопросами, и они, теряясь, выложат все.
— Я… Я не понимаю, о чем вы, — запинаясь, попытался было сделать невинную мину художник.
Полуэктов перевернул лист и извлек из дела несколько фотографий, на которых отчетливо видны были детали мотора с номерами, три последних номера были обведены красным карандашом.
— Узнаешь?
Вуцис некоторое время смотрел на фотоснимок безумными глазами, ошарашенный, раздавленный, потом виновато закивал головой.
— Узнаю. Да, это я делал. Но… меня попросил Анатолий. Он влип с этим двигателем… Попросил…
Полуэктов протянул второй снимок.
— А этот? Тоже попросил, тоже влип?
Художник сразу замотал головой.
— Больше ни разу я не перебивал.
— Ну конечно, — съязвил Полуэктов. — С этой машиной Раков попался, а эту, найденную в лесу сожженной, вы не видали и никакого отношения к ней не имеете.
— Совершенно верно, — кивнул головой Вуцис.
Он, заметил Полуэктов, довольно быстро терял самообладание и также быстро восстанавливал его. Считает, что у следователя только один козырь, посмотрим, что он запоет при этом. И Полуэктов положил на стол перед художником схему дороги и села Иваново-Константиново.
— Узнаешь это место?
— Да, — без паники на этот раз ответил Вуцис. — Здесь я собираю грибы, и Толе советовал поехать туда.
— В тот самый день, когда было совершено ограбление инкассатора и в этом самом месте?
— Точно! — даже обрадованно и вместе с тем удивленно ответил художник. — Именно в тот самый день. Анатолию зачем-то надо было в Иваново-Константиново. Он подбросил меня, сам по грибы не пошел, некогда ему было.
— И во сколько же он подбросил вас в Иваново-Константиново?
— Утром. Но не рано, часиков в девять-десять.
— С кем именно?
Вуцис непонимающе захлопал ресницами.
— Одного меня… Я ж говорил.
— Врешь, врешь, господин Вуцис. Я не случайно спросил: во сколько он подбросил вас — вас, а не тебя, — подчеркнул Полуэктов, — и ты ответил, потом спохватился, понял, что попал в ловушку.
— Совсем не так, господин следователь. Нас и около гаража Ракова видели соседи, как я взгромождал велосипед на багажник, и у магазина, где я снимал велосипед.
— И кто же эти свидетели? Твои друзья из Латвии? — нажимал Полуэктов, стремясь окончательно сломить то ли свидетеля, то ли самого преступника.
— Зачем же так, господин следователь? — Вуцис, наоборот, с каждым вопросом обретал спокойствие, и голос его звучал тверже. — Какие друзья из Латвии? Я с родными не виделся с тех пор, как Латвия объявила себя самостоятельным государством. И вообще, не в укор вам будет сказано, не там вы ищете и не того подозреваете.
— И ты хочешь поучить нас, где искать и кого подозревать?! — возмутился Полуэктов наглостью очкарика. — Ну поучи-поучи, подскажи, где и кого?