Охота на дьявола

Итак, когда в Шахтах была убита Лена Закотнова, внимание властей остановилось на Александре Кравченко, который еще несовершеннолетний был осужден за убийство сверстницы, отсидел в колонии несколько лет, освободился условно, стал жить нормальной жизнью, работал на заводе, женился (скрыв от жены свое преступление). В связи с убийством девочки его арестовали, он не признавался, потом признался, потом отказался от признания, которое, как он объяснил, у него вырвали пыткой, тем не менее Ростовский областной суд приговорил его к расстрелу. Александр жаловался куда мог, дело не раз возвращалось на доследование, а тот же Ростовский суд снова вынес смертный приговор. Когда Александра расстреляли, ему было двадцать девять.

Следствие по обвинению Чикатило было закончено, дело должно было быть направлено в суд, оказалось, однако, что сделать этого по закону нельзя поскольку в обвинительном заключении содержался эпизод с убийством девочки в Шахтах, где есть неотмененный приговор. Российская прокуратура обратилась в Верховный суд РСФСР с естественной просьбой — отменить приговор ввиду вновь открывшихся обстоятельств: найден подлинный убийца. Но в Верховном суде заявили, что в деле Кравченко никаких нарушений не было, а вновь открывшиеся обстоятельства следствием не доказаны, — и, по-видимому, не без некоторого злорадства посоветовали Российском прокуратуре продолжать расследование. Между тем максимальный срок содержания Чикатило под стражей кончался, это значило: либо надо направлять дело в суд, что невозможно ввиду приговора по делу шахтинского убийства, либо отпускать на свобода этого маньяка, зверя и людоеда. Прокуратура вновь обратилась в Верховный суд — и вновь получила отказ.

Костоеву было ясно, что никто в Верховном суде дела не читал, к тому же отмена смертного приговора означала признание того факта, что был казнен невиновный, а это неминуемо должно было бы поставить вопрос об ответственности как работников милиции и прокуратуры, так и судей.

И тогда Костоев написал протест в порядке надзора, где вовсе не было имени Чикатило, но был полный разгром приговора по делу Кравченко — независимо от вновь открывшихся обстоятельств.

Мы только что шаг за шагом проследили работу юристов, которые откровенно боролись против истины, теперь мы можем доставить себе удовольствие — так же шаг за шагом проследить работу профессионала, который отстаивает истину.

«Кравченко, будучи нетрезвым около половины восьмого…» — говорит приговор… Все ложь, возражает Костоев, каждое слово. Александр пришел домой в шесть часов сразу после работы, совершенно трезвый, так показали его жена и подруга жены, причем, что самое важное, показали независимо друг от друга, в условиях, когда они договориться никак не могли. У Кравченко было прочное алиби, Костоев показал, как следователи это алиби разрушили.

Начали с того, что (прием, нам уже известный) посадили жену Александра, но она настаивала на своем. Костоев проследил за тем, как ее показания стали путаться, — и, наконец, она признала, что муж пришел домой не в шесть, а в восемь, как того от нее требовали, Костоев привел и более позднее ее объяснение: ей грозили, сказали, что сделают соучастницей убийства.

Потом посадили подругу жены — за что, как вы думаете? за лжесвидетельство, поскольку ее показания расходились с показаниями жены (замечательная логика: если один свидетель противоречит другому, любого из них можно сажать за лжесвидетельство — полный бред, разумеется, о лжесвидетельстве согласно закону можно говорить только после того, как оно признано судом). Подруга три дня стояла на своем — а больше трех дней без санкции прокурора задерживать человека нельзя, и следователь вынес постановление о ее освобождении.

Постановление вынес, но не освободил. В ужасе от того, что так и будет сидеть до конца дней своих (ведь власти все могут!), женщина эта сдалась и дала ложные показания. Так было разрушено алиби Александра Кравченко — а Верховный суд не усмотрел никаких нарушений закона в ходе предварительного следствия!

Далее Костоев перешел к самим «признательным» показаниям Кравченко. Как можно было счесть их убедительными, если он, признаваясь, спутал возраст девочки, неверно описал ее одежду, а место преступления три раза описывал по-новому; если он сказал, что убивал ножом, который будто бы купил в таком-то магазине, а потом бросил в реку, но в реке, как ни искали, ножа не нашли, а магазин, указанный им, подобными ножами не торговал.

Костоев доказал: в распоряжении следствия не было ни единого объективного доказательства, подтверждающего признание (без чего, повторим, оно в глазах закона цены не имеет), а сами признания находятся в резком противоречии с обстоятельствами дела. В своих жалобах Кравченко убедительно доказывал свою невиновность, его доводов никто не слушал.