Охота на Гитлера

Шнайдер не любил свой кабинет, здесь он иногда чувствовал себя неуютно. Ему не нравилось тут все: мертвые стены, покрытые зеленой масляной краской, облупленное окно, портрет фюрера в черной раме, серый стол, жестяная лампа, и даже собственный стул с подлокотниками ему не нравилось. Все было казенное, неуютное, грубое, как солдатская шинель.

Шнайдер вздохнул, выпустив струю дыма, и строгим голосом сказал:

– Мы должны быть бдительны, герр Майерс, – в тысячу раз бдительнее, чем обычные люди в обычных условиях. Потому что цена нашей ошибки слишком велика.

– Почему? – не понял инженер.

– Развал государства, утрата наших традиционных ценностей, хаос, вырождение – вы этого хотите?

– А, понял.

– Вот видите! Так что – бдительность, бдительность и еще раз бдительность! – Шнайдер, словно древний пророк, воздел палец к небу.

– Но вы же не можете так жить? Это же ад – подозревать всех и каждого!

– А вы считаете, что вы живете в раю, с вашей доверчивостью и добродушием? Посмотрите на себя в зеркало, до чего вас довел ваш рай! Да у вас все тело в синяках! И лицо тоже! Вот посмотрите – синяк под глазом, левая скула вся красная, зубов уже почти половины нет, исхудали вы, стали похожи на пугало. Это что, рай? – спросил Шнайдер.

– Этот ад! – сказал Майерс. – И этот ад мне устроили ваши коллеги!

– Слушайте, при чем тут мы, – развел руками Шнайдер. – Я вас хоть пальцем тронул?

– Брехня! – раздраженно крикнул Майерс, раздавливая окурок в пепельнице. – Сами прекрасно знаете, меня били потому что вы приказали

– Перестаньте, – попросил успокаивающе Шнайдер. – И вообще, поймите, что наша подозрительность – это временное явление. Я вас уверяю, как только мы разберемся с нашими врагами: русскими, евреями, англичанами, так сразу же и расслабимся.

– Вы серьезно считаете, что этот режим позволит вам когда-нибудь расслабиться? Мне казалось, что вы же живете только войной.

– Мы хотим мира, инженер! – Шнайдер аккуратно потушил окурок. – И добиваемся его всеми доступными нам средствами.

– У вас странная борьба за мир – тысячи городов разрушены, миллионы людей убиты, десятки миллионов ранены, всюду я вижу разрушение и хаос. Вы знаете, как это жутко – ходить по разбомбленным улицам и видеть, что все, что ты любил, уничтожается. Уничтожение идет хаотично, сумбурно, но постоянно. Тут дерево упало, тут дом рухнул, тут воронка посреди дороги появилась – и постепенно все вокруг тебя, что было твоим, стало чужим.

– Друг мой, рождение всякого нового мира требует огромных жертв. Посмотрите на любую историческую эпоху – французскую революцию, войну США за независимость, захват колоний – ни одно из этих событий не было бескровным. Но результат! Нас ждет царство свободы, равенства и братства!

– Вы, кажется, держите меня за идиота, – сердито сказал Майерс. – С кем это вы собрались брататься? С евреями и русскими?

Шнайдер обиженно замолчал. Кажется, он слишком увлекся спором, и горячка дискуссии завела его в места неожиданные. Иногда он сам не мог решить, кто он – советский разведчик, притворяющейся штурмбанфюрером СС или штурмбанфюрер СС, притворяющийся советским разведчиком. Впрочем, подумал он, какая разница. Кем бы я себя не считал, мое поведение от этого не меняется. С восьми до шести я – фашист, эсэсовец, палач, враг советского народа и свободной Германии, а вот после работы, с шести до девяти, я – советский гражданин, разведчик и герой… Какую из моих ролей признает главной следователь «Смерша»?

– Прошу прощения, – сказал Шнайдер, – если я чем-то вас обидел. Я не хотел, честное слово. Сами знаете, иногда в запале ляпнешь что-нибудь такое, что потом остается только удивляться своей глупости. Инерция языка, инерция мысли. Хотите еще сигарету?

– Да, пожалуйста.

Они закурили, напряжение немного спало.

– Знаете, герр Шнайдер, – сказал Майерс задумчиво. – Я уже много лет очень внимательно наблюдаю за происходящим вокруг меня: записываю, анализирую, перечитываю старые газеты, журналы, книги. И мне ужасно грустно оттого, что моя страна с каждым годом упрощается, становится все более самодовольной и стремительно, неудержимо глупеет. Нацисты всюду ищут простых ответов и находят их. А тех, кто не согласен с этими простыми ответами – отправляют туда, где они не могут никого растормошить. Удивительно, что все в результате перестают думать. Спросите любого немца о чем угодно: о политике, экономике или искусстве. Он либо процитирует вам Геббельса, либо скажет, что не знает ответа. Мне грустно, что вы сделали из нас машин.

– О каких простых ответах вы говорите? Уточните, пожалуйста, – попросил Шнайдер.

– Это несложно. Например, почему плохо пошли дела в экономике? Потому что есть мировой заговор. Как увеличить рождаемость? Запретить контрацепцию. Как победить преступность? Наказывать максимально жестко, вешать за малейшие преступления. В чем смысл жизни? В служении Германии и немецкому народу.

Шнайдер улыбнулся про себя, вспомнив пару высказываний фрау Бауэр. Он широко потянулся, громко зевнув, и ласково посмотрел на инженера. Его глаза лучились пониманием и сочувствием.