Стол был накрыт в гостиной. Как в ресторане. Белая скатерть, парадная посуда, салфетки, свернутые в конус и стянутые блестящими колечками.
Шурик привычно одну салфетку уложил на грудь, другую – на колени.
Алешка этим ритуалом тоже пренебрег и непосредственно объяснил:
– А мне не надо. У меня изо рта на колени ничего не сыпается.
– Вот видишь! – мама Корзинкина легко укорила Шурика. – Не сыпается.
Фиг с ними – с салфетками. Зато приготовлено все было очень вкусно и по-деревенски добротно – тетя Матреша постаралась. Алешка метал все подряд с аристократической небрежностью. Шурик кушал аккуратно и неаппетитно. Тетя Лилия время от времени показывала ему глазами и бровями на Алешку: учись, мол, как надо кушать.
– Спасибо, – сказал Алешка и, как полотенцем при умывании, воспользовался салфеткой. Даже лоб вытер.
А что? Вспотел немного за такой работой. Правда, чуточку сплоховал: краем салфетки опрокинул стакан с недопитым соком. Мама Корзинкина аристократически не заметила его оплошности. Да не тут-то было. Алешка поставил стакан на донышко, слизнул остатки сока со скатерти и безмятежно пояснил:
– Хорошее воспитание не в том, чтобы не опрокинуть соус на скатерть, а в том, чтобы это сделал кто-нибудь другой.
– Обаятельно! – рассмеялась мама Корзинкина. – Остроумно! Изящно! Это Чехов кому-то, кажется, сказал?
– Нет, – уточнил Алешка, – это наш папа мне.
За обедом обаятельный, остроумный и изящный без особого труда и без мигрени уговорил маму Корзинкину отпустить их в поход.
– Шурику нужно больше двигаться, – обстоятельно объяснил Алешка. – Он тогда еще больше окрепнет.
Тетя Лилия, которая всегда считала своего Шарика слабеньким и беззащитным, вдруг взглянула на него Алешкиными глазами: крепыш, да и только! Особенно на фоне нашего изящного, который весь состоит из локтей, коленок и хохолка на макушке.
Единственное возражение она высказала в форме сомнения:
– Но ведь для похода вам нужна соответствующая амуниция и экипировка.
Алешка таких слов еще не знал, но ответил интуитивно:
– Папа все привезет. Он у нас мобильный и соответствующий.
– У нас – тоже, – сказал Шурик. – Папа сегодня обязательно что-нибудь привезет.
Глава VII
ФАРФОРОВЫЕ САПОГИ
В тот же день, ближе к вечеру, Алешка позвонил мне и дал суровый наказ в виде приказа – Дим, когда папа опять поедет в Рождествено, пусть захватит мои резиновые сапоги. И маленькую палатку. И походный рюкзак с котелком и чайником.
Через пять минут он позвонил снова:
– И походные миски, Дим. И две штуки люменевых кружек для чая (алюминиевых, как вы поняли). А то мы, Дим, собрались в поход за золотыми самородками, а здесь ничего походного нет – одни фарфоры кругом с хрусталями. Привет всей нашей семье!
Еще через полчаса:
– Дим, и надувной матрас. Кумекаешь? Тогда – пока!
Еще раз он позвонил уже ночью, когда я спал:
– И нашу байдарку, Дим!
Я подумал сквозь сон, что папе придется брать у кого-то прицеп, чтобы доставить Алешке все это имущество. И еще я подумал: как бы что-нибудь не перепутать. И постарался запомнить: люменевую палатку, фарфоровые сапоги, хрустальный матрас и надувные кружки…
…Граф Корзинкин приехал поздним вечером. Государственные дела и светские обязанности оставляли ему мало времени на личную жизнь и на общение с семьей.
Солнце уже скрылось где-то за рекой, луна еще не поднялась, но ветерок стих, и сухие листья на деревьях уже не шуршали и не сыпались.
Под горкой, где шла подъездная дорога, ярко засверкали фары, свет их заиграл в кронах берез, озолотил и окрасил не опавшую еще листву.
– Папка едет! – завопил Шурик и помчался навстречу машине.
Князек дунул за ним, заливаясь звонким лаем и болтая на бегу длинными ушами. Так и казалось, что он ненароком наступит на них передним лапами и полетит кувырком. С таким же звонким и веселым лаем.
Граф Корзинкин вышел из машины. Это был солидный мужчина, дородный и с пышными черными усами. Его только немного портил писклявый голос, как у маленькой вредной девчонки. Кто-то как-то сказал, что таким голосом можно добиться чего угодно, лишь бы его обладатель замолчал и поскорее отвалил.
Граф шел навстречу графине Лилии, которая спускалась ему навстречу по ступеням террасы. А за графом шел водитель и в обеих руках тащил сумки и коробки. Алешка мне потом рассказывал:
– Дим, мне даже показалось, что одну сумку он нес в зубах. А еще по сумке у него на ушах висело.
Граф церемонно поцеловал графине ручку и потрепал Шурика по голове:
– Соскучился, пострел?
– Ага! А что ты привез?
– Не скажу. – Граф повернулся к Алешке и протянул ему пухлую руку: – Рад тебе, отрок. Наслышан. Постановщик клизмы! – И он засмеялся визгливым голосом.
В гостиной зажгли весь свет: и трехэтажную хрустальную люстру, и множество бра, и два торшера на деревянных ногах. Мама Корзинкина принялась распаковывать и оценивать продукты, попутно раздавая приказы Матреше и Марише, а Шурик вцепился в большую коробку, на которой был на всех ее сторонах нарисован красивый вертолет. В разных ракурсах.
Шурик нетерпеливо разодрал коробку и ахнул.