Охота на инспектора

Вы что-нибудь поняли? Кроме того, что у Лешки такой острый глаз. Видит то, что другие не видят. Ну и то, что видеть, в общем-то, не следует. И от чего большая бывает польза в опасную минуту. Но об этом – потом, скоро узнаете.

Дедуля уже выполнил свою утреннюю норму и сидел с дымящейся трубкой на своем любимом черном бревне. И жмурился на солнце, как кот на печку. Вид у него был довольный, но немного задумчивый.

– Привет, – сказал он. И доверительно сообщил Алешке как лучшему другу: – Матрена заходила. Мотря, стало быть.

– Привет, – сказал Алешка, присаживаясь рядом. – А это кто? Которая Матреша на кухне?

– Это у вас там, в дому, Матрешки, а у нас – Матрена. Мотря, стало быть. Старушка одна, неподалеку. В меня влюбленная. Не веришь? Сорок лет уже влюбленная. А мне больно надо, скажи? Однако – спасибо – четушку мне принесла. С пенсии.

– А Четушка это кто? Кошка, что ли?

– Сам ты кошка! Не проснулся ишо! Четушка это и есть четушка. Четвертинка, стало быть.

– От чего четвертинка? От пенсии?

Дедуля рассмеялся мелкими дребезгами. Даже два его зуба друг о друга постучали.

– Не знаешь? Вот и молодец! – Дед вычистил трубку и сунул ее в нагрудный карман. – Так что, Лексей, посидели мы с ней по-стариковски. Я четушку пил, а Мотря плакала.

– Четушку ей жалко было? – Алешка опять что-то важное почуял. И продолжал разговор с дедом, невзирая на то, что Шурик нетерпеливо приплясывал рядом и покачивал вертолет, показывая, что он рвется в синее небо, в красивый радиоуправляемый полет. – Жалко было четушку?

– Не, зачем? Огород ей жалко. Она ить с него кормится. Пенсия-то у ней… Вот пенсия-то у ней как раз четвертинка и есть. От этого… как его… – Дедуля призадумался, вспоминая. Вспомнил. – А! От этого, от прожиточного минимума. Он хоть и прожиточный, а все ж таки минимум. А Мотря, она что? Мотря картошки насадит, капустки, морквы – вот и спасается, вот и нету беды, живи, бабка, дальше. А теперя, значит, не станет у ей огорода. Ни моркошки, ни картошки. Одна вода заместо землицы-кормилицы. Будет Мотря по ней кораблики пускать.

– Это как? – Алешка широко распахнул глаза и захлопал ресницами.

– А вот так! – Дедуля с огорчения снова принялся набивать табаком трубку. – Пришли к ней вчерась три молодца…

– Одинаковых с лица, – дополнил Алешка.

– Во-во! В самый раз сказал. У них даже имена всклад: Колян, Толян и Вован. И друг с другом они шибко схожие. Бугаи такие, бритые.

– И что они? – Алешка отмахнулся от Шурика, который, уже не выдержав, стал дергать его за рукав.

– Они чего? Они говорят: «Продавай нам, бабка, свой огород».

– А зачем им огород? – изумился Алешка. – Они его пахать будут?

– То-то, что и нет! Такие отродясь не пахают. Такие только хап^'ают. Но зачем-то, значит, им надо. Сбрехали, будто Тайнинка наша теперь другим путем потекет. Будто есть такое решение повернуть ее другим руслом.

Так… Алешка тут припомнил разговор, который они с Шуриком слышали на берегу. Что-то такое есть!

– Отказала им Мотря. Хотя они и посулили ей не токо за землю, но и за картошку заплатить. «Ну, – говорят, – как хотишь, старая дура! Покупай себе лодку». Что-то тут, Лексей, затевается. – Алешка и сам уже это чувствовал. – Хотя, если так сказать, речка наша иной порой и сама со своего пути сворачивала. Она своевольная у нас. Один год туда течет, другой – обратно.

– Так не бывает! – возразил Шурик. – Реки не текут вспять!

– То у вас не текут, – отмахнулся Дедуля. – А у нас текут. И туда, и обратно.

– Лех, ну пошли, – заныл Шурик. – Мама скоро встанет… Пойдем.

Алешка встал с бревна. Поправил на плече ремешок вертолетного пульта. Странно как-то поправил, и даже, кажется, что-то уронил. Незаметно так. И еще больше незаметно ногой шаркнул. Будто что-то маленькое носком кроссовки под бревно подпихнул.

– Пошли полетаем.

– И то, – согласился дед. – Чем просто сидеть, лучше уж полетать. Пока погода позволяет. А я пойду Мотрю попроведать. У ней еще одна четушка есть. Будем с ней в два голоса песни играть.

– Песни? Играть? – удивился Алешка.

– Это у вас, городских, песни поют, – объяснил упрямый дед, – а у нас играют, так складнее. Смекаешь?

Ребята пробрались через дикие заросли шиповника и остановились на краю луговины. Трава на ней уже пожухла и полегла. Не порхали над ней бабочки, не стригли ее бреющим полетом ласточки, не колыхал теплый ветерок. А скоро – что ж получается? – зальет этот луг холодная речкина вода! И будет по ней кататься в лодочке граф Корзинкин.

– Ну давай, Лех, – торопил его Шурик, – запускай. Ты первый, ладно?

– Да, – усмехнулся Алешка, – ты уже полетал.

Шурик поставил вертолет на землю, где он застыл, похожий на большую зеленую стрекозу, особенно выпуклыми стеклами кабины, за которыми виднелась голова летчика в шлеме.

Алешка взял пульт в руки. Нажал кнопку запуска двигателя. Вертолет не отозвался. Не дрогнул, не шевельнул блестящими на солнце лопастями.

– Починил? – огорченно засопел Шурик. – Мастер…

Алешка еще раз нажал кнопку пуска. С тем же результатом – лопасти вертолета не дрогнули. Сдвинул крышку пульта и присвистнул: