Охота на крутых

С доброй отеческой улыбкой на лице Жорик Чич толкнул ногой дверь в соседнюю комнату. Ногой же и захлопнул ее...

«Шабашники», тяжело выдохнув, опустились на лавки – кто где стоял. Хачик обвел всех прищуренным оценивающим взглядом, затем подошел к стоящему в углу магнитофону, врубил его на полную мощность.

– Наливай, братва! Сегодня отвязываемся!

Пили стаканами, прислушиваясь к доносящимся из спальни девичьим вскрикам, стонам и утробному рычанию Жорика.

Примерно через полчаса он появился, наконец, из черноты дверного проема, на ходу застегивая брюки. Присев к столу, махом выцедил услужливо поднесенный стакан водяры, затянулся сигаретой, негромко обронил:

– Хороша конфетка! Следующий!

Хачик козлом скаканул к двери, ощерился.

– По старшинству, мальчики!

В темноте смутно угадывалось девичье тело, раскинувшееся поперек двух составленных вместе кроватей. На ходу стаскивая штаны, Хачик ринулся на него, с маху вошел и завыл, дергаясь, кончая после долгого воздержания в возбужденном состоянии. Затем замер, отходя, и вдруг ощутил – что‑то не то в этом неподвижно лежащем под ним теле. Одновременно почувствовав под руками влажное, липкое, рывком вскочил, ударил кулаком по выключателю на стене и... отшатнулся от увиденного. Кровь была повсюду – на теле Зойки, во всех мыслимых и немыслимых местах, на простынях, наволочке, даже на спинках кроватей остались кровавые отпечатки ладоней. А само ее тело было изгрызано и исцарапано, словно изорвано собачьими клыками, тем более страшной казалась застывшая на лице блаженная улыбка удовлетворения. Застывшая уже навечно...

Как был, в трусах – рванулся на свет и... наткнулся на жесткий металл ствола – «ТТ» уперся ему под ребро. Чич щелкнул взводимым курком.

– Ты что, гад? – заколотился Хачик. – Она же мертвая!

– А ты думал, козел, я вам ее отдам?! – издевательски ухмыльнулся ему в лицо Жорик. – Хрен вам, что мое – то мое насовсем! Я не хотел, видит Бог, устраивать весь этот спектакль – его затеял ты, когда сунул «морфин». После этого ее нельзя было уже упускать! Ты подписал ей смертный приговор! А я просто сделал Зойкину смерть более легкой и приятной – двойная доза и перепихон напоследок. Так что душа ее отошла в мир иной, кайфуя в пути. А ты что, хочешь догнать ее? – невинно поинтересовался Чич, вдавив ствол посильнее и кладя палец на спусковую скобу.

– Нет!! – заорал Хачик. – Но... труп... что с ним делать?

– А это уже ваши проблемы! Меня здесь никогда не видели и даже не знают, что я с вами знаком... Moгу только подсказать, если у тебя котелок не варит, – проектная глубина жижесборника возле вашей хазы – восемь метров... Плюс‑минус пару метров на таких «шабашников»‑долбуев, как вы! И вот еще один бесплатный сорвет: не дожидаясь утра, дергайте отсюда по всем углам России, а лучше СНГ. Документов вы еще в правление не сдавали... Да вас и искать не станут – доказательств нет... то есть не будет, я надеюсь. Засим – чао, мальчики! – Жорик спиной пошел к двери, проводя стволом из стороны в сторону.

– Хряй, падла! – Хачик упал на лавку и присосался к горлышку наполовину опорожненной бутылки.

...Мягкое урчание двигателя арендованного МАЗа не потревожило даже собак в крайних домах станицы. Многометровый вылет стрелы автокрана позволил опустить упакованное в два пластиковых мешка тело Зойки с привязанными железобетонными перемычками точно в середину вонючей лагуны. Жижа сытно чавкнула, поглотив жертву. Хачику пришлось лезть по стреле – обрезать веревку...

У него еще хватило ума создать некое подобие алиби – поднять среди ночи заместителя председателя и сообщить ему, что они уезжают по телеграмме на срочный объект под Москвой и сюда вернутся через пару месяцев. Зампред не очень уважал нацменов, тем более, что из «навара» при расчетах с ним ему ничего не перепадало, поэтому, зевнув, от всей души послал на... к черту и Хачика, и весь его кодляк...

А Зойку так и не искали. Правда, участковый для очистки совести потыкал шестом у края обеих лагун... То ли друзья и родители посчитали, что она сбежала в конце концов в Лиепаю, как постоянно обещала всем, «поймав кайф», то ли... В общем – в станице Российской после отъезда тургруппы так больше никто из Тулы и не появился.

Зато Жорик в ту ночь чуть не плясал от радости. Если у этих козлов еще осталось масло в голове, они‑таки свалят из станицы не мешкая. А это означает, что, провернув операцию с куплей‑продажей до конца в одиночку, он отхватывает солидный навар... Чич с детства не приучен был расставаться с понравившейся ему вещью – так уж воспитал его папа‑фарцовщик. Вскоре папа ушел в тюрьму на неопределенное количество лет, ибо, освобожденный по амнистии, взялся за старое и снова влип, а дурная привычка у Жорика осталась. Только теперь он для достижения желаемого за неимением денег использовал силу, ум и хитрость. И всегда достигал положительного результата – сказывался, вероятно, какой‑то процент наследственности...

Глава V Драма в российской глубинке