— Увы, насчет этого надо договариваться с владельцами, — поспешил спустить на землю девушек Габор, — Как я уже сказал, на эти жетоны покупаются харчи и выпивка. На все жетоны в этих сундуках можно закатить такой пир, какого Махакам не видывал с тех пор, как Брувер принес присягу, вступая в должность старосты. Солдаты выпьют, погуляют как следует, да и забудут про жалованье… А если пригласите на пиршество местных краснолюдов, то и кланы к вам теплее отнесутся. Может, с кем из постоялых дворов удастся договориться о ночлеге…
— Нравится мне эта перспектива, — согласился Гаскон.
— Тебе лишь бы напиться! — отчитал его Рейнард.
— О чем ты, Рейнард? Может я хочу поплясать на славу с Лисенком? — он ткнул рыжую в бок, спрашивая, — Миледи, не окажите ли вы мне честь…
— Окажу, окажу, милый, — перебила его кривляния девушка, — если королева даст добро.
— Ах, гори оно все… — произнесла Мэва, махнув на сундуки рукой.
— Госпожа… Я считаю своим долгом напомнить, что мы в состоянии войны с Нильфгаардом, и каждый грош…
— Не занудствуй, Рейнард, — перебил его счастливый Гаскон.
— …должен идти на развитие армии, я все это знаю. — Закончила Мэва, — Но… Мы живем один раз, Рейнард. Габор! Бери эти жетоны, и закати на них такой пир, чтобы сам аэп Даги услышал, как мы здесь развлекаемся.
— На пиру, может, и ты поднимаешь свою недовольную задницу и потанцуешь с Мэвой, — прошептал кобелиный князь графу, когда королева отошла с Габором, обсуждая блюда и напитки, которые стоит заказать.
— Да-да как… Э-это, — заикался командир, ошарашенный такой дерзостью.
— М-да… Тяжелый случай, — кинул Гаскон напоследок, выходя с Лисой из пещеры.
Поскольку ни одна корчма не вместила бы всех солдат, празднество устроили на складах. Расставленные рядами ящики служили столами и стульями, а окна были украшены гирляндами эдельвейсов и сон-травы. Когда пехотинцы увидали, как внутрь вкатывают бочки с медом, коньяком и водкой, раздались радостные возгласы и смех, которые уже не утихали до самого утра.
— Наливай еще, брат-лирец!
— Пусть светит нам звезда счастливая-а-а! Гори, сияй, моя звезда-а-а! — разносились песни и выкрики.
Гаскон, как и обещал, практически не выпускал Лису из рук, крутя ту в танце под треньканье какого-то умельца на лютне. В соседней корчме радушно согласились принять желающий в комнаты. Потому королева с разбойницей поспешили оставить солдат и отправились в комнаты, где их ждала бадья горячей воды и чистая, мягкая постель.
— Ты куда собрался? — остановил Рейнард Гаскона, который заскучав, решил пробраться в комнату лисички.
— Я тебе что, докладывать должен? — нахмурился парень, — Отлить пошел, расслабься. Не собираюсь я никого грабить. Лучше вон, выпей, а то сидишь тут, как не свой, — сказал кобелиный князь, уходя в противоположную сторону от корчмы.
Обманный маневр сработал, и Рейнард, успокоившись, и правда позволил себе немного выпить. Гаскону пришлось обогнуть склад, в котором проходил пир, и, замерзнув до костей, он-таки добрел до корчмы. Осталось только понять в какой комнате обустроила себе норку лисичка на ночь. Заблаговременно у хозяина он узнал, конечно же в рамках безопасности и в случаях крайней необходимости, как, например, нападения врага, в какую сторону выходят окна предоставляемых комнат. Одно выходило на внутренний дворик и находилось на втором этаже, второе — на горный перевал и было уже на третьем этаже. Гаскон огляделся по сторонам, выходя на двор. Никого. Бросать камни или снежки в окно он не стал, а полез вверх по водостоку, наверняка отморозив пальцы, потом, прижимаясь к стене, полез по карнизу второго этажа. Наконец добравшись до третьего окна с краю, он заглянул внутрь. На стуле лежала куртка и лисья шкура. Владелицы видно не было, но это и к лучшему. Достав из кармана нож, он попытался открыть дверцы, подняв крючок защелкивающего механизма. С четвертой попытки у него это получилось, и он как можно тише открыл окно. Просунул голову, желая осмотреться. Но потом почувствовал холод метала у своего горла.
— И ты всё это время смотрела, как я там корячился? — недовольно проговорил парень, поворачивая голову в сторону Лисы, и замер, осматривая преобразившуюся фигурку. Она стояла босиком на досках пола, тонкие ножки были абсолютно голы, открывая вид на недавние синяки на коленках, большая белая рубашка кое-как прикрывала бедра, не было привычных ушек и хвостика, рыжие волосы были рассыпаны по плечам в милом беспорядке, а на щеках алел румянец.
— Окно закрой, — прервала разглядывания девушка, — Дует.
— Может быть, ты снача… — парень осекся, понимая, что нож у горла пропал. — …ла отойдешь, а то… ну…
— Да залазь ты уже, — не вытерпела девушка, разворачиваясь к Гаскону спиной и уходя за ширму.