Охота на Лунина

– Отсюда. Раз, и вышел. Только я думал, что все уладилось, так надо же, Короленко из Москвы приехал. Он же каждый год катается, полное обследование проходит. Раньше-то в Корею ездил, а в этом году, сам знаешь, границы закрыты, пришлось на родине делать. В общем, уж не знаю, как оно так вышло, то ли в Москве рентген новее, чем у корейцев, то ли и впрямь за год у него так наросло, только оказалась у нашего Ивана Андреевича опухоль, причем совершенно неоперабельная. Он мне даже снимок показывал. Здоровенная такая штуковина, она на мозг не то что давит, она его буквально выдавливает. Видать, настолько выдавила, что у него тоже в голове помутнения начались всякие. Каяться начал, грехи замаливать. Я-то сам думаю, что ежели ты в церкви свечку потолще купишь, грехов меньше все равно не станет, но это ладно, свечки, они ведь лишнего не болтают, молча сгорают. А Короленко вот молча не захотел. Ультиматум мне выдвинул, представляешь. Мол, надо с душегубством завязывать и жизнь вести праведную, кому сколько осталось. Можно было с ним, конечно, как с Шубиным, вопрос тихо решить. Но это разве интересно, да и знаешь, привязался я к старику уже, хотелось дать шанс ему.

– Шанс на что? Умереть своей смертью?

– Бог ты мой, Лунин, ты где таких слов набрался? Своей смертью – это что значит? Вот если нож в сердце и все тихо и быстро, это не своя смерть. Да, так у тебя получается? А вот если долго и мучительно, так что от боли воешь, а морфин и на полчаса не помогает, это, значит, своя. Я дал ему шанс почувствовать, будто что-то еще от него зависит. Знаешь, на что мы с ним играли?

– На его молчание?

– На тебя. Его молчание шло в комплекте. Мне пришла в голову гениальная идея. Сделать тебя виновным во всем. Представляешь, как это звучит? Следователь, изловивший маньяка-убийцу, сам оказывается душегубом! Тебе нравится? Нет? А мне очень! Короленко, правда, почему-то тоже был против. Вроде не так много вы с ним общались, но что-то он в тебе разглядел. Так что, если бы Иван Андреевич в той партии выиграл, – собеседник Лунина насмешливо причмокнул губами, – но, извини, не судьба.

Пистолет опустился еще на полградуса ниже. Лунин с тоской подумал о том, что даже если дуло упрется в пол, все равно он не сможет ничего сделать. Во-первых, потому, что ничего не умеет, а во-вторых, даже если бы что-то и умел, например, красиво бить ногой в челюсть или бросать через бедро, то все равно не смог бы этого сделать, поскольку между ним и человеком с пистолетом стоит старая деревянная скамья, а на этой скамье сидят две женщины, через которых в одно мгновение ему никак не перескочить. А для того, чтобы прицелиться и сделать выстрел, одного мгновения вполне достаточно, может быть, даже много, здесь ведь и целиться толком не надо. В такую мишень с такого расстояния промахнуться физически невозможно.

– Что тебе еще рассказать, mon ami? Раз уж обещал, так и быть, поведаю. С чего вообще началась вся история? Ты думаешь услышать что-то интересное?

– Почти в этом уверен, – кивнул Илья и, не зная, куда деть руки, засунул их в карманы штанов.

– Я тебя разочарую. Ничего особенного в моей жизни не было. Никакого трудного детства, никакого насилия над несчастным ребенком. Ты ведь читал все эти теории? Якобы те, над кем измывались в детстве, потом всю жизнь пыжатся отомстить человечеству за свои унижения? На мой взгляд, несусветная глупость. Во всяком случае, мое детство было безоблачным. И отрочество. А юность тем более. К тому времени mon cher papa неплохо продвинулся в бизнесе, так что жизнь была прекрасна и удивительна.

– Тогда зачем… – начал было Лунин, но был остановлен взмахом пистолетного дула.

– Ах, «тогда зачем»? То есть, если бы я вырос в семье трижды судимого гопника и матери-алкоголички, тебя бы ничто не удивляло? Или если бы моя мать изменяла отцу, то я, узнав про это, должен был начать лепить снеговиков? Лунин, тебе не кажется, что это несколько прямолинейный ход мыслей? Если следовать этой логике, земля покрылась бы снеговиками, причем даже там, где и снега нет вовсе. Ты спрашиваешь, зачем… Я тебе объясню, зачем.

Илья увидел, что стоящий перед ним человек вдруг закрыл глаза, словно пытаясь вспомнить что-то уже совсем далекое и почти забытое. С сожалением подумав о лежащей где-то в кустах под окном кувалде, Лунин сделал небольшой осторожный шаг вперед и тут же остановился, буквально пригвожденный к месту тяжелым, пронзительным взглядом.