Охота на мух. Вновь распятый

— Я могу его отстранить на время от поста, пока будет работать комиссия по расследованию этого вопиющего преступления против человечества, — с болью в голосе проговорил Гаджу-сан, не называя даже, кого он собирается отстранить, это было и так всем понятно.

— И куда вы, ваше величество, его назначите? — задыхаясь от удачи, спросил Мир-Джавад.

Гаджу-сан лукаво улыбнулся в пышные усы. Он любил, когда его понимали с полуслова.

— Поставлю пока заведовать охотничьим хозяйством, оно порядком подзапущено, — вздохнул вождь, любивший когда-то охоту на медведя.

— А я вам выгоню медведя! — посулил Мир-Джавад.

— Видишь, как ты хорошо понимаешь свои обязанности. Только не промахнись, а то загрызет! — пошутил Гаджу-сан, но глаза его не шутили. — Уходи, сейчас сюда придут соратники…

Мир-Джавад бесшумно выскользнул за дверь. Паркет перед дверью был уже чист, и полотер, стараясь бесшумно, затирал воском большое белое пятно, оставленное желудочной кислотой Васо. Услышав гулкие шаги соратников Гаджу-сана, Мир-Джавад поспешно нырнул в кинопроекционную и оттуда, в щелочку двери, наблюдал, как они заходили один за другим в просмотровый зал. Среди них был и Атабек, которому все другие соратники уступили право зайти в просмотровый зал первому.

— Псы признали нового вожака, ничего, сейчас старый накрутит вам хвосты! — ухмыльнулся Мир-Джавад.

И дождавшись, когда зайдет последний, на цыпочках побежал по коридору к Васо. Разыскал он его во дворцовом буфете, где Васо пил «киндзмараули», свое любимое вино. Увидев Мир-Джавада, он кисло улыбнулся и позвал его:

— Иди сюда, иди сюда, я тебя побью! Друг называется, так «подставил», думал, что кишки лезут наружу, как у того…

— Я тебя предупредил!

— Пить будешь?

И Васо налил в другой хрустальный фужер рубиновое вино, посмотрел на игру света в бокале и протянул Мир-Джаваду:

— Такую красоту пьешь!

Мир-Джавад вылакал вино залпом, как пьют обычно воду люди, умирающие от жажды, не чувствуя ни вкуса, ни букета. Васо демонстративно отставил от него бутылку:

— Нечего, как воду, хлебать! Тебе, в таком состоянии, лучше пить водку или коньяк… Эй, ты! Принеси бутылку марочного!

Буфетчик мгновенно выполнил пожелание сына владыки, Мир-Джавад достал портмоне, чтобы расплатиться за коньяк, но Васо отстранил его руку:

— Ты мой гость, дорогой!.. Эй, ты, запиши, на мой счет.

И буфетчик, вздохнув, списал бутылку в убытки от боя…

А в просмотровом зале вновь испытывали нервы, теперь уже у соратников Гаджу-сана. А сам он смотрел уже не на экран, а на лица, искал хоть в одном из них тень сочувствия или искры сострадания, но все оставались невозмутимыми, каменными идолами, даже лицо Атабека ничего не выражало: ни страха, ни досады.

— Политики! — усмехнулся Гаджу-сан.

После просмотра все продолжали так же невозмутимо смотреть уже не на экран, а на лидера, Великого Гаджу-сана, словно умные, хорошо вышколенные псы в ожидании слова хозяина. Что прикажет: науськает, так разорвут любого, пусть это будет хоть один из них.

Гаджу-сан не спеша набил трубку табаком из выпотрошенной сигареты, не спеша ее раскурил, затянулся и… молчал. Эта тишина напоминала затишье перед бурей. И она последовала.

— У меня нет слов, чтобы выразить ту степень негодования, ту боль и муку, которые охватили меня, когда я просматривал эти материалы. Два героя-оператора, рискуя жизнью, под пулями и снарядами, проявили незаурядное мужество и сняли вопиющую жестокость, которой я бы никогда не поверил, если бы не увидел своими глазами. — Гаджу-сан опять раскурил трубку, погасшую во время его тирады. — Скряб, подготовь указ о награждении этих героев высшими орденами!

— Посмертно! — неожиданно для всех добавил Атабек. — Простите, Учитель!

И вновь минуту стояла мертвая тишина.

— На воре шапка горит! — засмеялся Гаджу-сан. — Да, друзья! Мирную демонстрацию расстреляли войска, которые мы доверили человеку, почти ставшему моим преемником. Мирную демонстрацию с лозунгами, со знаменами, с портретами. Слушай, Атабек, они так решетили мои портреты, словно хотели меня убить.

Это уже было столь серьезным обвинением, что отмалчиваться дольше, — все равно что признавать свою вину.

— Дозволь, вождь, мне немедленно выехать на место и разобраться! — пытаясь сохранить достоинство, ответил Атабек. — Я уверен: произошла чудовищная провокация, и я разберусь, кто истинный виновник, кто ее устроил…

— Разобраться надо, ты в этом прав! — задумался Гаджу-сан. — Мы немедленно создадим комиссию, и она должна разобраться: кто истинный виновник… Скряб, я тебе поручаю, немедленно собери самых порядочных людей, чтобы уже сегодня комиссия была на месте… А ты, Атабек, пока отдохни. Я на время отстраняю тебя от исполнения всех твоих обязанностей, в том числе и от поста моего преемника.

Это было настолько неожиданно, что у всех присутствующих, как говорится, «глаза на лоб полезли». В том числе и у Атабека. Но он первым пришел в себя.

— Это означает, что я под арестом? — спросил спокойно, буднично.

— Под домашним, дорогой, только под домашним. — Гаджу-сан встал и похлопал по плечу Атабека.

Тот побледнел и тихо произнес: