Охота на мух. Вновь распятый

И все быстро завертелось: номера переставлялись, флажки меняли район оцепления, к загонщикам помчался нарочный с приказом изменить направление гона, и на все про все ушел только час. А за это время Мир-Джавад отвел Гаджу-сана к тому дереву, что своей смертью послало смерть. Выпавший за ночь снег закрыл все следы преступления. Гаджу-сан не поспевал за Мир-Джавадом, так быстро тот шел к знакомому месту.

— Подожди!

Мир-Джавад остановился. Запыхавшийся Гаджу-сан, догнав Мир-Джавада, ехидно сказал:

— Я знаю, что преступника всегда тянет на место преступления, но чтобы с такой силой, впервые вижу, да и возраст у меня не тот, не угнаться за тобой…

Мир-Джавад склонился перед вождем.

— Простите, ваше величество, только рвение и стремление вам угодить виной.

— Показывай дорогу!

И Мир-Джавад пошел сзади Гаджу-сана, почтительно указывая дорогу. Через несколько минут принесли со старого места утепленный помост для вождя. Закутанный в теплые шкуры, он злорадно посматривал на начинающего замерзать Мир-Джавада.

— Помост на том же самом месте установили?

— Я проследил, Великий! Именно на том самом… Разрешите согреться, ваше величество? — рискнул обратиться к Гаджу-сану Мир-Джавад, не успевший опохмелиться утром, дел было много.

— Выпей, только немного! А то куст за волка примешь…

Мир-Джавад достал плоскую серебряную флягу с коньяком, отвинтил поспешно стаканчик, дрожащей рукой наполнил его и одним глотком опустошил жадно и торопливо, но даже в такую минуту не забыв крикнуть: „ваше здоровье, ваше величество!“

Гаджу-сан с завистью посмотрел на него.

— Почему, дорогой, мне не предложил выпить?

Покрасневший от выпитого коньяка Мир-Джавад мгновенно побелел как смерть.

— Но… Я… Вы… Коньяк! Васо мне говорил…

— Всего, что говорил тебе мой сын, а твой друг, я не знаю, но в каждом правиле есть исключение: не могу же я пить свое любимое вино на десятиградусном морозе. Наливай!

Мир-Джавад, предварительно обмыв тщательно стаканчик за неимением воды коньяком, поспешил исполнить приказ. Гаджу-сан медленно выцедил коньяк, наслаждаясь не только градусами, и о чем-то задумался. А Мир-Джавад, как ни хотелось ему еще выпить, стоял рядом с открытой флягой в руке, не решаясь взять у вождя пустой стаканчик…

„Не радуйся, когда упадет враг твой, и да не веселится сердце твое, когда он споткнется; иначе увидит Господь, и неугодно будет это в очах Его, и Он отвратит от него гнев Свой. Не негодуй на злодеев, и не завидуй нечестивым: потому что злой не имеет будущности, — светильник нечестивых угаснет… Не ревнуй злым людям, и не желай быть с ними: потому что о насилии помышляет сердце их, и о злом говорят уста их. Мудростью устрояется дом и разумом утверждается. И с уменьем внутренности его наполняются всяким драгоценным и прекрасным имуществом. Человек мудрый силен, и человек разумный укрепляет силу свою. Поэтому с обдуманностью веди войну твою, и успех будет при множестве совещаний… Купи истину, и не продавай мудрости и учения и разума“…

„Сколько же я знал его?.. Трудно подсчитать, столько воды утекло… Мы с детства ненавидели друг друга и не могли прожить друг без друга ни дня. Когда я жил в семинарии, он каждый день приходил и тоскливо, как брошенная собака, смотрел на окна, а я всегда находил повод, чтобы улизнуть из семинарии и увидеться с ним. Увидеться, чтобы разругаться вдрызг и поссориться, но назавтра он вновь приходил, и мы мирились… Сколько раз я пытался обратить его в свою веру? Столько же, сколько он пытался обратить меня в свою. А когда я работал на промыслах, он, ненавидя самый запах нефти и керосина, приехал и работал рядом со мной, и мы опять ругались каждый день… Что это было: ненависть, доведенная до любви, или любовь, доведенная до ненависти?.. Один раз он спас мне жизнь, один раз я ему спас жизнь. И верил ему, как себе, и подозревал во всех интригах… Наконец, ненависть победила, но с его смертью куда-то исчезла, и осталась любовь… Он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрел землю неправедною мздою, и, когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его; и это сделалось известным всем жителям Иерусалима, так что земля на отечественном их наречии названа Акелдама, то есть „земля крови“… В книге же Псалмов написано: „да будет двор его пуст, и да не будет живущего в нем“; и: „достоинство его да приимет другой“… Приимет, обязательно приимет… Этот убийца, с которым я пью коньяк из одного стакана, и приимет… Ишь, застыл с флягой в руке, не осмеливается взять стакан из моих рук. Атабек не церемонился бы наедине, впрочем, как сказать, последние годы он стал меня люто бояться, видел, очевидно, во мне своего убийцу… Так и не согласился тогда со мной, что Иуда предал Христа. „Подставили, — говорит, — твоего Иуду, что-нибудь у него купили, а слух пустили, будто заплатили за предательство. Ведь предатели сами не вешаются, их, случается, вешают, а сами никогда. Так что настоящий предатель остался безнаказанным“…