Охота на мух. Вновь распятый

И он увидел его. Мир-Джавад, голый по пояс, рубил топором толстенное дерево, росшее у самой обочины. Атабек в первый момент даже и не понял: для чего ему это нужно. Но, прикинув взглядом высоту дерева и мощь его ветвей, закричал что есть силы:

— Ты что делаешь, безумец? А если на дорогу упадет?

И услышал в ответ:

— Обязательно упадет, подожди пару минут!

И Атабек понял, что наступили последние минуты его жизни. Несколько секунд он яростно рвался из объятий крепкой веревки, но эти объятия были столь прочны, а узлы, завязанные специальными приемами, не ослабевали. И Атабек обреченно застыл, и только взгляд его неотступно, завороженно следил, как вздрагивает верхушка дерева и осыпается с ветвей снег, отдавая каждому удару топора дань. Мир-Джавад умело орудовал топором, так умело, что Атабек тоскливо подумал: „и этому научился!“

И воспоминания нахлынули жаркой волной и вытеснили холод из его груди.

„Давай поспорим, что я пересижу тебя в воде“! „Сейчас или летом“? „Конечно, сейчас! Летом такая жара, что можно жить в воде“. „Пошли, Ио!..“ Сколько они сидели в холодной, почти ледяной воде, Атабек уже не помнил, да это было и не важно, помнил только, что оба выскочили из воды одновременно, посиневшие от холода и выбивающие барабанную дробь зубами… „Я победил“, — кричал Ио. „Ничья“! — кричал Атабек, и это было правдой. Но уже к вечеру все население городка, состоявшее из христиан и мусульман, знало о том, что Ио победил Атабека. Христиане, довольные, хвалили своего, мусульмане ругали своего. А Ио, хитро посмеиваясь, похлопывая Атабека по плечу, учил премудрости: запомни, кто первый сказал, тот всегда прав, а второй, что бы он ни говорил, всегда оправдывается будто, поэтому он не прав. „Кто смел, — тот два съел“»! «А что „два“? — наивно спросил Атабек. „Не знаю! Наверное, два обеда“, — отвечал простосердечно вечно голодный Ио. „Но это же ложь! Разве твоя религия учит лгать?..“ Ио засмеялся: „…И как человеку быть правым перед богом, и как быть чистым рожденному женщиной. Кто родится чистым от нечистого? Ни один“… „И ваш бог прощает ложь?“ „Истинно говорю вам: будут прощены сыном человеческим все грехи и хуления, какими бы ни хулили, но кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению“… — и добавил серьезно: „а ты в мечети хулишь Дух Святой, поклоняешься ложному богу и гореть тебе в вечном огне“…

Верхушка дерева дрогнула, Атабек увидел, что Мир-Джавад, отбросив топор в сторону, уперся длинным и прочным шестом в дерево и что есть силы толкает его на Атабека. Дерево трещит, но тоже изо всех сил сопротивляется, тоже хочет жить, словно зная, что смертию смерть несет, стонет, но держится, борется с Мир-Джавадом, но и для того эта борьба — борьба за жизнь, и он напрягает все силы, чтобы окончательно сломить подрубленную топором пружину дерева, и дерево, сопротивляясь до последнего, все же с каждым нажимом поддается на волосок, все больше теряет сил с каждым рвущимся от напряжения волоконцем, а их-то уже мало осталось, жизнь большинства из них обрублена топором, и сама громада дерева, вся его тяжесть, всё против этого отчаянного меньшинства, с каждой секундой они теряют все больше и больше своих защитников, и уже недалеко та критическая точка, когда масса дерева легко сломает слабое, по сравнению со всей тяжестью дерева, сопротивление и, лишенное корней, рухнет точно туда, куда хочет этот отчаянно упрямый человек.

„Хочешь, я обращу тебя в свою религию?“ — спросил как то Ио. „Нет, давай, лучше я тебя сделаю правоверным мусульманином!“ — сопротивлялся Атабек. „Я первый предложил. Давай так: я тебе прочитаю всю Библию, и если ты не обратишься в мою религию, в мою веру за это время, то ты будешь мне читать Коран, может быть, я стану правоверным суннитом“. „Я — шиит!“ — обиделся Атабек. „Один черт… Слушай, а правда, что у вас половину… отрезают? Больно, наверное“… „Кожу немного отрезают, — терпеливо объяснял Атабек, — этим кольцом крайней плоти я обручился с аллахом“. „Слушай, значит, ты — еврей! — воскликнул обрадованный сделанным открытием Ио. — Моя мама так их и ругает: „обрезанные““!.. Атабек разругался и подрался с Ио, смертельно обидевшись, что его, правоверного мусульманина, сравнили с евреями. Но на следующий день они опять помирились, дня прожить друг без друга не могли. „А долго ты будешь мне читать свою Библию?“ — спросил Атабек друга. „Жизни хватит! — утешил Ио. — Так говорит моя бабушка“. „А моя мама учит меня читать Коран“. „Я первый, мы же договорились! Слушай: „В начале сотворил Бог небо и землю. И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя, дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод. И стало так…““

Атабек застывшими глазами смотрел, как дерево, в туче серебристой пыли от слетающего с ветвей снега, наклоняется к нему все ближе и ближе, тянуло к нему свои тяжелые ветви, словно умоляя о прощении…

„И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды…“