Охота на нежить

Спина зудела уже нестерпимо. Я не выдержал, вскочил. Выхватил веник и стал хлестаться сам, не щадя ни рук, ни спины.

— Рукавицы надень! — крикнул мне банник. Я натянул толстые войлочные рукавицы, чувствуя, как горят обожжённые кисти рук.

Нахлеставшись чуть не до обморока, я вывалился во двор и опрокинул на себя ведро ледяной колодезной воды. Сзади со вторым ведром подоспел банник.

Ох, хорошо-то как!

Банник, привстав на цыпочки у стола, налил мне в деревянную кружку холодного яблочного кваса. И куда-то тихо смылся.

Я развалился на лавке, лениво потягивая шипучий ароматный напиток. Скрипнула дверь, и в предбанник вошла Глашка.

— Ну, и жара тут у тебя, — улыбаясь, сказала она. — Попаришь меня?

Ну, само собой! Не баннику же доверять такое дело!

В общем, из бани я не шёл, а летел по воздуху. И с высоты полёта увидел, как лопата сама по себе копает ямки вокруг компостной ямы. Рядом лежали цветущие саженцы роз.

— Ты что там делаешь, дед Миша? — окликнул я невидимого прадеда.

— Золотарю жилище обустраиваю, — отозвался прадед.

— А чего один? Давай, помогу!

— Иди уже, помощничек! Какая работа после бани?

— А ты когда париться пойдёшь?

— Мне Берёза обещал завтра баню истопить. Только для нас с ним. Сходим, попаримся по-стариковски.

По-стариковски, как же! Прадед ещё троих молодых за пояс заткнёт!

— Берёза — это кто? — спросил я.

— Так банник, — ответил прадед. — Он в берёзовом венике ходит. Я его Берёзой и прозвал.

Я всё-таки отобрал у прадеда лопату. Один хер, Сытина с новостями дожидаться. Вдвоём мы быстро воткнули саженцы, полив их разведённым в тёплой воде навозом.

— Вот так, — довольно сказал прадед. — Без хорошего говна красоту не вырастишь! Ну, идём! Руки мыть, и за стол!

Сытин вернулся как раз к ужину.

— Заипался так, что и жрать не хочу! — пожаловался он.

И тут же навернул тарелку щей с громадным куском рыбного пирога.

— Ни хера я не нашёл, Немой! — сказал он, жадно орудуя ложкой. — Весь княжеский терем перевернул! Не поверишь — в такие закоулки заглянул, куда лет сто никто не заглядывал. Не было там никакой мары.

— А кто же боярина сожрал? — спросил я.

Сытин молча пожал плечами.

— Вот что, Немой! — вспомнил он. — Я Фому видел. Он сказал, что на дороге в Лопухинку неспокойно. Неделю назад купеческий обоз ограбили. Взял бы ты с собой побольше дружинников!

— Да на кой хер? Что мы, вчетвером шайку разбойников не разгоним?

Мы, не спеша, ехали по лесной дороге. Ёлки стояли вплотную к обочине. Длинные нижние ветки были обрублены, чтобы не мешали проезду, а верхние вытягивались над дорогой зелёным навесом, через который еле просвечивало солнце. Под ёлками, в опавшей хвое желтели россыпи крепких рыжиков.

В солнечных лучах столбом толклась мошкара. Я поймал лесного клопа, который собрался залезть мне за шиворот. Щелчком отшвырнул его в сторону.

Мыш давно соскучился сидеть в лошадиной гриве и дремал в старом валенке, привязанном к моему седлу.

Я бы и сам с удовольствием подремал. Ночка выдалась непростая. Глашку после бани разобрало, и мне пришлось выложиться на всю катушку.

Джанибек толкнул лошадь пятками и подъехал ко мне.

— Там, за низиной будет поляна, — сказал он, показывая на пологий, заросший лесом овраг, в который спускалась дорога. — На ней можно передохнуть и пообедать.

— Хорошо, — кивнул я.

Мы спустились в сырую, заросшую лопухами низину. Поднялись по пологому глинистому откосу, на котором скользили сапоги и подковы. И впрямь вышли на большую поляну, посреди которой росла толстая развесистая берёза.

Вот возле этой берёзы нас и поджидали.

Над поляной раздался пронзительный разбойничий свист. У меня даже уши заложило.

Порыв холодного ветра ударил в лицо, заставил прищуриться. Конь испуганно заржал. Сквозь ресницы я разглядел невысокого коренастого человека, который вышел из-за берёзы.

— Кто такие? — спросил человек. — Куда едете?

До него было не меньше ста метров, и говорил человек негромко. И всё же каждое его слово было отчётливо слышно.

Прошка с Джанибеком оглянулись на меня. Джанибек положил руку на футляр лука.

— Свалить его?

Я секунду подумал и мотнул башкой.

— Не надо. Попробуем договориться.

Потом выпрямился в седле и крикнул:

— Князь Добрыня Немой! Можно просто Немой — я не обижусь! Еду в Лопухинку по государственному делу. А ты кто такой?

— Мать Тимохой звала, а люди Соловьём называют, — ответил человек. — Слышал про меня, Немой?

— А ты про меня? — крикнул я. Эти переговоры на расстоянии уже начинали раздражать.

Человек весело расхохотался.

— А ты за словом в карман не лезешь, Немой! — одобрительно сказал он. — За такого весельчака хороший выкуп должны дать. Тем более что ты — князь, если не врёшь. Не врёшь, Немой?

Бля, да он вообще охерел! Бессмертный, что ли?

Я пустил коня вскачь, на скаку вытаскивая из-за спины меч.

Человек широко расставил босые ноги, упёрся ими в землю. Поднёс левую руку ко рту и пронзительно свистнул.

Ветер прижал к земле высокую траву. Сорвал с берёзы листья, скомкал их и швырнул прямо мне в лицо.

Конь захрапел и выгнул шею, стремясь вперёд, но ветер был сильнее. Он остановил коня, как оконное стекло останавливает летящую муху.